Сабля и крест
Шрифт:
— Надо рассадить всех так, как они сидели, когда внутрь вошел Несмачный, — предложил Куница. — Мне тут кое-какое умение по наследству досталось. Думаю, я сумею татя опознать…
— Гм, — оценивающе взглянул на парня куренной, — тогда можно попробовать… Вот только в шинке были казаки со всех куреней, и только моей власти не хватит на то, чтобы собрать их всех вместе.
— А тут власти и не надо, — мотнул головой отец Никифор. — Пойдем, сперва переговорим с Кошевым, объясним ему что, к чему. А потом объявим Товариществу, что Непийвода невиновен, и настоящий убийца, один из тех, кто прошлым
— Еще бы, — хмыкнул Терентий Копыто. — Отказаться — то же самое, что признаться в убийстве.
Когда Тарас Куница переступил порог корчмы, на него из полутьмы помещения с интересом, ободряюще и настороженно уставились шесть или семь дюжин глаз. Тарас умышленно выбрал то же время дня, когда появился Остап и сразу понял, что все сделал верно.
Днем прижимистый шинкарь огня не зажигал, считая, что для его посетителей дневного освещения вполне достаточно, чтобы не пронести кухоль мимо рта. Поэтому в корчме царил густой полумрак, и только две полосы света от окон ложились на пол.
Тарас внимательно огляделся и кивнул в такт своим мыслям. Всех, сидящих справа от прилавка, можно было сразу отпускать. Свет из окон туда почти не достигал, и, стоя у порога, не только лиц казаков нельзя было различить, но даже очертания их фигур угадывались с трудом.
Те, что слева, были освещены немного лучше, но и тут сходу узнать человека, можно было только на трех местах, одно из которых сиротливо пустовало.
Куница оглянулся на стоявшего рядом с ним Кошевого.
— Понимаете?
— Да уж, ничего мудреного. Всё, как на ладони. Справа одни агнцы, а среди тех, кто слева, — козлище.
— И кто не пришел?
— Все тут… Пустое место занимал Непийвода. Давай, ведун, решай, кто из двоих оставшихся? Только смотри — раз мы уже обознались. Второй ошибки не должно случиться! Мне ясно, что один из них убивец, но который именно? Как наказать татя и при этом не казнить невиновного?
Сидящие в корчме казаки не могли слышать их разговора, но куда были дольше всего направлены взгляды Куницы и Кошевого, конечно же заметили. В особенности те, на кого хоть немного падал свет. Находившиеся по правую руку облегченно вздохнули, а остальные насупились и стали подозрительно поглядывать друг на друга. Но и то, что вот так просто, без веских доказательств, кого-то из них объявят убийцей, все же не верили.
Тарас призадумался.
Ведь Куница в основном рассчитывал на то, что понять, кто обагрил руки в крови, ему поможет колдовское зрение, но просчитался. У каждого сидевшего в шинке запорожца за плечами было не одно сражение, и, соответственно — не один десяток вражеских трупов на счету. И определить, кто из них совершил злодеяние, волшебство было бессильно. Убийцу следовало искать как-то иначе.
Итак, Остап вошел в корчму, издал возглас, а после этого его отвлек Непийвода. Непийвода, который не сидел за столом, а стоял у стойки. Стоял, и отбрасывал тень, загораживая собой одно из окошек…
— Батька атаман, — попросил Тарас громко куренного уманцев, занимавшего одно из мест за правым столом. — Не могли бы вы встать туда, где вчера стоял Иван. Что-то больно много света внутри…
И в тот же миг прогремел пистолетный выстрел. Трудно сказать, в кого целился Ефим Галушка, в Куницу или в Кошевого, но пуля ушла в тростниковую крышу, лишь слегка запорошив глаза тем, кто поднял глаза вверх. Сидевший рядом с Ефимом казак ловко подбил Галушку под локоть, а мгновением позже пудовый кулак Кремня расквасил убийце нос и лишил воли к сопротивлению. Ефим лишь спрятал лицо в ладони и забубнил, как заведенный:
— Бес попутал… Простите, братчики… Бес попутал… Простите, братчики… Бес попутал…
Посылание на нечистого вряд ли облегчило бы участь убивца, если б опять не Тарас. Сегодня Куница пользовался заслуженной славой, и даже Кошевой был готов исполнить почти любое его желание. Поэтому, когда ведун шагнул к Галушке и вполне серьезно спросил: 'Где ж ты беса в Сечи повстречать умудрился?', никто не стал ему препятствовать в расспросе.
— Не в Сечи, нет… — быстро затараторил тот, радуясь каждой отсрочке неизбежного конца, отчаянно цепляясь даже за самую призрачную надежду.
— А где? На берегу Речища?
— Д-да… — кивнул тот, слегка заикаясь.
— Место показать сможешь?
— Смогу…
— Эй, Куница! — окликнул парня Кошевой. — Ты, случаем, не Сатану на живца ловить собрался?
— Я бы попытался, да не по чину простому сироме с тенью самого Господа тягаться. Это дело гетманское… А вот одного из его слуг пугнуть бы не мешало. Чтоб козни не строил и казакам жить не мешал. Вообще-то я место, где он затаился и сам заприметил, но вернее будет если еще и убивец то же самое укажет.
— Добро, ведун. Тащи его куда хочешь. Потом решу, что с ним делать. Обычай обычаем, но класть такого говнюка в одну могилу с настоящим казаком, вроде как оскорбление памяти Остапа Несмачного получится. А еще велю отцу Никифору тебя сопровождать. Если и в самом деле бесы завелись, так ему и кадило в руки…
— Пустите, меня, братцы!.. — влился в общий гомон голос Ивана Непийводы. — Дайте спасителя обнять!
— Обнять и сапоги забрать… Пришли, отвязали… А мне кто скажет: стеречь его дальше, или пусть себе катится на все четыре стороны? — проворчал негромко идущий следом за ним сердюк. Но в общей тишине, воцарившейся в шинке в тот момент, когда седоусый казак крепко обнял молодого ведуна, слова Комара прозвучали достаточно отчетливо. И уже через минуту еще довольно крепкие стены питейного заведения тряслись от громогласного хохота, как старая лачуга на свирепом ветру.
Уверенность Куницы в том, что Галушка ведет его именно к уже примеченному ведуном еще с противоположного берега месту, крепчала с каждым шагом. И когда убивец остановился напротив поднимающегося с глубины реки, зловещего свечения, Тарас только перекрестился. А потом, как бы невзначай, шагнул ближе к отцу Никифору.
— Простите, братчики… Бес попутал… — вновь затянул свою заунывную песню убивец, не теряя безумной надежды, что все еще обойдется.