Сабля, птица и девица
Шрифт:
— От меня так просто не уйдешь.
— Сама раньше прогонишь. Ты ведьма, к мужчинам относишься как к перекладным коням. Или скажешь, засылай сватов, пойдем к алтарю?
Колетт рассмеялась.
— Нет уж, к алтарю я с тобой точно не пойду. Значит, надо отводить глаза от краденого коня?
— Да. И найти места для ночлега, чтобы нас там не сдали. Если гнать, за сколько дней сможем пересечь границу с Нидерландами?
— Дня за три. Это две остановки на ночь.
— Поможешь?
— Поговорю с моими парижскими друзьями. Думаю, в Реймсе
— Значит, надо найти ночлег на полпути отсюда до Реймса. Кто бы тут с местными поговорил. Ни одна собака по-немецки не понимает, на пальцах объясняемся.
— Оставлю вам Амелию. Вернуть в целости и сохранности!
Колетт уехала в Париж. Амелия осталась за толмача. Она отлично умела находить общий язык с мужчинами.
Кратчайший маршрут за пределы Франции лежал через Реймс и Арденнский лес. Намного дольше через Реймс и Мец, по дороге, которой Ласка и Вольф добрались до Парижа. Намного дольше и по дороге в Нидерланды через Париж и Аррас. Сначала прикидывали маршрут через Аррас, но Колетт прислала из Парижа весточку, что лучше через Реймс, а дальше она нашли проводника.
Конюшни находились к югу от Парижа, в сторону дворца Фонтенбло. Если не гнать, то оттуда до Реймса можно доскакать за четыре дня, не заезжая в Париж. Если гнать, то за два. С Амелией предстояло найти подходящее место для ночлега посередине пути, где-то в окрестностях Мо. Колетт взялась организовать привал в Реймсе. Здесь после двух дней поспешной скачки лошадям следовало денек отдохнуть.
Через Арденны не проходили важные торговые пути, но всадники налегке могли пересечь лес по сухим летним тропам, переходя вброд маловодные речки и ручьи. Карт и дорожных указателей в лесу не полагалось, поэтому без проводника не стоило и соваться. Впрочем, в этой части пришлось поверить ведьме на слово. Ни один из друзей нисколько не знал местность, и даже слово «Арденны» им ничего не говорило. Хотя леса там росли знатные.
Колетт гарантировала привал в Реймсе, а с Амелией предстояло выбрать место для ночлега по пути в Реймс. Прикинули, что середина пути в окрестностях Мо. Поехали в Мо втроем, нашли заброшенный полуразвалившийся сарай. Привезли туда овса для лошадей и сухарей с твердым сыром для себя.
— Колетт просила передать, что в Реймсе готово, и нас ждут, — сказала Амелия вечером.
— Отлично. Передай ей, что мы возвращаемся в конюшни и сразу же уведем коня, — ответил Ласка и тут же удивленно спросил, — Постой, а как она тебе это сказала? Она же в Реймсе, а ты здесь. И никто не приезжал.
— Голуби, — Амелия кивнула на белого голубя, сидевшего на крыше сарая, — У простых людей они летают откуда угодно домой, а у ведьм откуда надо куда надо. Правда, они не очень умные, и им лучше не доверять пересказывать важные вещи по памяти. Я напишу записку.
Голубь с запиской улетел.
— Завтра утром скачем
— Да, — кивнул Ласка.
— Да, только я уже ноги натерла, — сказала Амелия, — Третий день в мужском седле. Пододела под платье мужские штаны, только они нисколько не помогают.
Женщины обычно верхом по-мужски не ездили. Но в сельской местности приличия приличиями, а потребности потребностями. Надо ехать — садись и езжай. Седло хороших денег стоит, тем более, дамское. За такое не каждый шорник и возьмется. Поэтому баба в седле — зрелище хоть и не частое, но и не какое-то особенное.
— И что теперь? — нахмурился Вольф, — Тебя здесь оставить?
— Намажьте мне ноги мазью, — сказала Амелия, жалобно посмотрев на Ласку и опустив глаза.
— А сама? — ответил Ласка.
— У меня и спина болит, вертеться больно.
— Может, тебе и спину намазать? — спросил Вольф.
— Да! Да!
— Что за мазь-то? — спросил Ласка с недовольным выражением лица.
— Сама варила, как знала, что пригодится! — гордо ответила Амелия и достала маленький глиняный горшочек, завязанный тряпочкой.
— Не буду я руки совать в колдовское зелье! — Ласка перешел на русский, чтобы мимоходом не обидеть девушку, — Вольф, намажь ее, пожалуйста.
— Я? Твои руки так в зелья нельзя совать, а мои так можно?
— Ты вообще в живую ведьму суешь. И не руки. Тебе хуже не будет.
— Сам-то не бойся, не отрава же.
— Я понимаю, что ты человек отчаянный и много в жизни повидал. Кому только не совал, даже ведьм не боишься. Но я латинских девок руками под юбкой трогать не буду, а ведьм и подавно.
— Да почему?
— У них, говорят, срамные заразы можно подцепить.
— Заразы бояться — к девкам не ходить.
— А ведьма еще и приворожит.
— На меня где сядет, там и слезет.
— Вот и натирай ее сам этой мазью.
— Боишься?
— Ничего я не боюсь. Ни на медведя с голыми руками выйти, ни с башни прыгать, ни в Дунай с головой. Я бате слово давал, а мое слово не собачий лай. Сам-то что?
— Да я с Колетт сплю, а тут к Амелии под юбку полезу. Неловко как-то.
— Неловко от венчаной жены прелюбодействовать. А срамных девок добры молодцы по пяток за ночь приходуют.
— А если она меня заколдует?
— А если тебя Колетт заколдует, а меня Амелия? Так хоть один в своем уме будет.
— Аргумент.
Вольф повернулся к Амелии и сказал уже на понятном ей немецком языке.
— Давай сюда свои ноги.
— Ты? — удивилась Амелия, — Он же обещал, что ложиться с нами не будет, а я и не предлагаю ничего такого.
— Ну и какая тогда разница? Или мазь с хитростью?
Немец как-то недобро ухмыльнулся, задавая вопрос. Амелия вздрогнула и отвела глаза.
— Нет, почему с хитростью. Без хитрости без всякой, мазь как мазь, — скороговоркой ответила она и потянула юбку вверх.