Сад Эдема
Шрифт:
Ко времени событий, о которых теперь пойдет рассказ, Луис Сеймур Базетт Лики, куратор Корондонского музея города Найроби (Кения), уже без малого 36 лет занимался археологией Африки, а в Олдовэйском каньоне вел раскопки целых 28 лет! Африка, этот экзотический для европейца континент, для него была не просто местом, которое он выбрал для своих научных исследований, но второй родиной, без которой Лики не мыслил своего существования. Так уж случилось, что судьба его семейства с конца прошлого века оказалась связанной с Восточной Африкой.
Все началось с того, что однажды его мать Мэри Базетт, а также ее сестры Луиза, Нэлли и Сибелла, старшей из которых исполнилось всего 23 года, неожиданно решились, к ужасу отца, полковника британской армии, отправиться в Африку, чтобы заняться
Мэри и Сибелла остались в Момбасе, где вскоре начали обучать местных жителей чтению и письму, Луиза отправилась в Танганьику, а самая смелая из сестер, Нэлли, приняла решение продолжить путешествие по Африке и направилась по бездорожью в тысячекилометровую поездку, конечной целью которой была Уганда. Лики с улыбкой вспоминал рассказы матери об «отчаянной тетушке Нэлли», которая, как и приличествует настоящему миссионеру, ехала по Африке безоружной.
Матери Лики, Мэри Базетт, не повезло с самого начала: вскоре по прибытии в Момбасу она тяжело заболела. Врач, после нескольких безуспешных попыток излечить ее, настойчиво посоветовал девушке немедленно возвратиться в Англию. Мэри чувствовала себя настолько плохо, что на сей раз не стала упрямиться и, к неописуемой радости родителей, вскоре прибыла в Ридинг, не надеясь когда-либо вновь оказаться в Африке. Судьба, однако, распорядилась иначе: когда Мэри выздоровела и стала понемногу забывать о романтическом путешествии в Момбасу, она познакомилась в Лондоне с миссионером Гарри Лики, за которого вскоре вышла замуж. Трудно сказать, у кого первого из них возникла мысль отправиться в Восточную Африку. Не исключено, что рассказы Мэри о Момбасе покорили Гарри, а может, самого отца захватил дух странствий или виной тому письма сестры Луизы из Танганьики — как бы то ни было, а в 1902 г. молодая супружеская пара Лики прибыла в Восточную Африку и поселилась в деревушке Кабета, расположенной в 8 милях от поселка, который назывался Найроби. Гарри и Мэри обслуживали англиканскую церковь, построенную в Кабете, и проповедовали среди кикуйю, членов самого могущественного и многочисленного племени аборигенного населения Кении.
Помнила ли Мэри о предостережениях врача? Сначала, может быть, и помнила, а потом забыла: на сей раз она безвыездно прожила в Кабете 50 лет, не жалуясь на здоровье!
Через год после прибытия в Кению в длинном и приземистом, похожем на барак строении с глинобитными стенами и соломенной крышей, прикрытой от тропических ливней огромным брезентом, родился первенец семейства Лики — сын, названный Луисом Сеймуром. Затем родились сестры Юлия и Глэдис, но, по рассказам матери и отца, эффект их появления на свет не шел ни в какое сравнение с первыми днями жизни Луиса. Дело в том, что он оказался первым белым младенцем, которого видели местные жители. Как на чудо сходились посмотреть на ребенка рядовые соплеменники и вожди кикуйю, жившие в окрестностях Найроби и Кабеты. Очевидно, Луис выглядел в колыбели, с точки зрения старейшин кикуйю, настолько внушительно, что знатные посетители торопились выразить новорожденному свое уважение, правда не совсем обычным по европейским представлениям образом: гости плевали на младенца, что было торжественным обрядом самого высокого доверия кикуйю к новому члену семейства Лики, символизирующим «передачу жизни» каждого члена племени в руки появившегося на свет. Луис Лики, рассказывая при случае об этом необычном «крещении», любил, посмеиваясь, говорить: «Старейшины сразу же сделали меня самым чистым младенцем во всей Восточной Африке!»
Детство Луиса прошло в Кабете, он рос и воспитывался среди сверстников из племени кикуйю, играл в их игры, делил с ними ребячьи радости и огорчения. Он в совершенстве овладел языком кикуйю. Вообще, Луис настолько проникся обычаями жизни кикуйю, что в детстве искренне считал себя одним из них. Он даже жил, когда позволяли родители, в такой же, как в поселке аборигенов, хижине, которую построил с помощью «братьев кикуйю». Неудивительно поэтому, что в характере и облике этого человека совместились, удачно дополняя друг друга, европейское образование, которое постарались дать ему родители, и по-спартански суровое воспитание туземцев-кикуйю. Мать учила его читать, писать, считать, а взрослые воины и охотники-кикуйю (показывали, как нужно правильно держать и метать копье, как бесшумно и незаметно подползти к небольшим пугливым газелям, как погрузиться в воду, замаскировать голову болотной травой и терпеливо дожидаться, когда утка опустится на гладь водоема, чтобы затем, незаметно передвигаясь, приблизиться к ней и схватить за лапки! Лики хорошо помнит, как терпеливо учил его
Сдержал ли он восторженную детскую клятву? Да, он не нарушил ее, он остался верен друзьям даже в тревожные дни преследования мау-мау в Танганьике. Луис Лики — Вакараучи, первый и единственный белый член племени кикуйю, в то время по возрасту уже не воин его, а старейшина (высшая честь, которая может снизойти на соплеменника, а тем более иноземца), сделал все, чтобы, используя свой авторитет и влияние, предотвратить кровавые столкновения между белыми и аборигенами Восточной Африки.
Лики особо гордился тем, что собратья по племени не воспринимали его как выходца из Британии. Вождь кикуйю Коинандж однажды объяснил любопытствующему: «Мы называем его (Лики) черным человеком с белым лицом, поскольку он скорее африканец, нежели европеец!» Чтобы в какой-то мере отплатить им за добро, Лики написал капитальное исследование, посвященное быту кикуйю.
Пожалуй, именно кикуйю он обязан выбором своей будущей профессии археолога, которая стала для него всеобъемлющей страстью на всю жизнь. Особой любовью Луиса пользовались сначала птицы — он мог наблюдать за ними, не уставая, много часов подряд. Его интересовали также косточки пернатых, которые встречались в изобилии на поверхности земли после дождей. Вот тогда-то Лики впервые обнаружил странные вещи: потоки воды вымывали из глины наконечники стрел, в точности такие же, как у охотников-кикуйю, но сделанные не из металла, а из камня. Можно было удивляться не только необычному материалу, использованному для изготовления охотничьих орудий, но и поистине ювелирному мастерству, с каким отделывались вещи из камня. Когда Луис обратился за разъяснениями к охотникам-кикуйю, они не замедлили с ответом, поскольку видели вещь хорошо знакомую. «Это лезвия духов, — сказал с почтительным уважением Доробо. — Знай, Вакараучи, такие орудия ниспосланы с неба духами грома!» Потом уже из книг Лики узнал, что оббитые камни, захороненные в земле, использовал на охоте древний человек, живший на много веков раньше современных людей.
Вот так и началась его мечта раскрыть тайну далекого прошлого человечества, изучая африканские древности. Правда, «черный континент» не пользовался в то время вниманием тех, кто охотился за «недостающим звеном». Под впечатлением открытий Дюбуа на Яве останки ископаемого человека каменного века предпочитали искать на юго-востоке Азии, где жил питекантроп, «вымерший примат с определенными человеческими чертами». Однако Луис, рано ставший поклонником учения Дарвина, знал о том, что великий эволюционист, рассуждая о возможном районе происхождения человека, отдал предпочтение Африке, а не Азии.
Еще до того, как родители решили отправить сына в Англию для продолжения образования, он твердо решил посвятить свою жизнь поискам ископаемого человека и костей вымерших животных. Лики интересовал не только далекий предок, но и окружавший обезьяночеловека мир.
Подготовка к будущей деятельности началась сразу же, как только шестнадцатилетний Луис прибыл в Англию. После двух лет обучения в подготовительной школе он поступил в Кембриджский университет.
На втором курсе с Луисом случилось несчастье: во время игры в регби он сильно ударился головой, и после этого его стали постоянно мучить головные боли, особенно при чтении. По настоянию врачей ему пришлось оставить учебу в университете. Лики решил не терять времени даром. Он уговорил известного канадского палеонтолога В. Е. Калтера взять его в экспедицию, которая направлялась в Танганьику на поиски ископаемых рептилий. Калтер оказался превосходным мастером своего дела. Он умел искать ископаемые, со всей тщательностью раскапывал их и к тому же в совершенстве владел техникой консервации находок в сложных полевых условиях. Для двадцатилетнего Луиса поездка в Танганьику и работа в экспедиции Калтера стала первой отличной школой полевых исследований. Приходится лишь сожалеть, что изыскания Калтера не имели продолжения. Экспедиция стала для него последней и окончилась трагически: тиф и малярия свели палеонтолога в могилу.
Поправив здоровье, Луис снова вернулся в Кембридж, чтобы продолжить курс обучения. Он успешно сдал экзамены по археологии и антропологии своему учителю А. К. Хиддону и считал себя достаточно подготовленным, чтобы по окончании университета предложить свои услуги по руководству экспедицией, главная цель которой — поиски останков древнего человека. Заявление Луиса профессор выслушал с вежливым вниманием, а затем последовал диалог, который Лики любил пересказывать друзьям, интересовавшимся, как он начал свои археологические раскопки в Восточной Африке.