Садовник для дьявола
Шрифт:
– Я тут с Вадимом переговорила… Муж Веры Анатольевны еще в советские времена был очень известным архитектором. Его работы признаны во всем мире, проекты и сейчас в учебниках по архитектуре печатаются…
– Сонь, ты что – переживаешь? – Надежда Прохоровна не зря прославилась, как местная мисс Марпл. Ловкий ум бывшей крановщицы мгновенно вычислил причину суетливого лопотания подруги. Бабушка Губкина тяжело поворочалась на заднем сиденье такси, сложила руки под массивной грудью… – Я, Соня, не тупая, понимаю – кто чего достоин… Не балаболь без толку.
Софья Тихоновна прикрыла глаза — не
Несовместимы, нет – несовместимы!
Тут же открыла глаза, покосилась на дорогую Наденьку – никогда и никому Софья Тихоновна не позволит обидеть любимую подругу даже взглядом! Подруга умница и чудо, а некоторую ее бестактность – чего уж душой кривить, имеет место быть – всегда можно смикшировать… У Верочки Анатольевны сын погиб, Надюша в самом деле может быть полезна…
Вера Анатольевна встретила гостей в большой гостиной старого, удивительно обветшалого дома. Проходя по участку в сопровождении горничной, видя два хороших новых дома, Софья Тихоновна никак не ожидала, что жилище успешной бизнес-леди может оказаться таким неухоженным. Дом походил на заблудившегося в запутанном саду старого ловеласа – когда-то красивый и по прежним временам даже кокетливый, он превратился в укоризненный артефакт. Укор новехоньким соседям.
В квадратной гостиной с большим окном и выходом на террасу стояла хорошая мебель – резная, дубовая, прочная. Посудные шкафы ломились от запылившейся дорогой посуды, фарфоровых статуэток, шкатулок. Огромный шелковый ковер почти не вытерся. Совершенно пыли не было только на многочисленных фотографических рамках, стоящих повсюду и развешанных по стенам, и нескольких картинах, писанных акварелью и маслом. Внутри стеклянных горок лежала пыль, пыль, пыль…
Вера Анатольевна, заметив, что Софья Тихоновна разглядывает одну из статуэток, произнесла:
– Это Гарднер. Когда-то у этого бисквитного пастушка была пара. Но наша прислуга так небрежно обошлась с пастушкой… Теперь она дожидается отправки на реставрацию.
Понятно. Пышное обилие пыли нашло объяснение – хозяйка поссорилась с домработницей, разбившей раритетную пастушку из бисквитного фарфора, теперь, по всей видимости, протирает ценности сама, да руки не всегда доходят…
Надежда Прохоровна, не большая любительница тонкой посуды и прочей дребедени, села в кресло с деревянными подлокотниками, к ней тут же, ковыляя на кривеньких лапках, подошла толстая кудрявая собачка. Упитанное розовое тельце просвечивало сквозь жидкие белые кудряшки, болонка походила на заволосатившийся батон псевдодокторской колбасы с щедрым добавлением красителя.
Вздохнув, как бурлак, сбросивший лямку, болонка села напротив бабы Нади и уставилась на нее выпуклыми слезящимися глазами. Серьезный и грустный взгляд собаки заставил Надежду Прохоровну потянуться за печеньем из вазочки на низком чайном столике, но Вера Анатольевна ее остановила:
– Не надо, Надежда Прохоровна. У Таисии диета. Она об этом знает, так что не обидится.
Собачка, видимо, поняла, о чем разговор. Вздохнула снова по-бурлацки и поплелась на коврик-подушечку, положенный у ножек высокого удобного кресла хозяйки.
Все приветствия были сказаны, ненужности произнесены, а чай предложен.
Привычно опустив руку вниз и найдя пальцами теплую собачью голову и поглаживая ее, Вера Анатольевна начала рассказ:
– Три дня назад, возле садовой сторожки, мимо которой вы проходили, в шесть часов утра был найден мертвым мой младший сын Геннадий.
Собачка, чувствуя волнение хозяйки, негромко заворчала.
– Ему перерезали горло садовым ножом. Нож потом нашли в бочке, где скапливается дождевая вода. Орудие убийства принадлежит нашему новому садовнику Денису. Он арестован.
Четко выложив факты, Кузнецова замолчала, сделала лицо непроницаемым, и только по глазам, блестящим от подступающих слез, позволила догадаться: ей говорить, вспоминать невыносимо.
Софья Тихоновна беспомощно посмотрела на Надежду. Расспрашивать убитую горем мать неловко… Может быть, Наденька… может быть, найдет…
Но случай, видимо, не тот. Честь начинать расспросы была отдана той, кто более знаком с хозяйкой дома.
– Вера Анатольевна, – неловко вступила Софа, – по телефону вы сказали, что не верите в виновность Дениса… Почему?
Едва владея сведенными в напряжении лицевыми мышцами, вдова архитектора произнесла:
– Этот мальчик не убийца.
– А почему его арестовали?
– Он жил в этой сторожке, ему принадлежит орудие убийства, он первым обнаружил тело.
– А мотив?
Своеобразное хобби любимой Наденьки научило тишайшую Софью Тихоновну некоторым премудростям сыщицкого ремесла: три кита расследования – возможность, орудие, мотив – не плавают отдельно.
– Мотива я не вижу, но он не исключен. Мой сын крайне неприязненно относился к садовнику, могла вспыхнуть какая-то ссора… – Вера Анатольевна запнулась. – И я бы вполне приняла ее как факт, если бы… если бы на руках и теле Геннадия были обнаружены хотя бы малейшие следы завязавшейся потасовки. Их нет. А поверить в то, что Денис просто так, исподтишка, из-за спины мог перерезать горло – не могу. Геннадий крепкий, взрывной мужчина. Он мог полезть в драку первым, и уж поверьте, тогда бы на лице Дениса остались хоть какие-то отметины. Но их нет. И у Геннадия кулаки не сбиты…
– И вы только поэтому не верите в виновность Дениса?
– Нет. – Вера Анатольевна подняла голову, посмотрела на потолок, на большую хрустальную люстру. – Я вообще не верю, что этот мальчик способен на убийство.
– Он давно у вас работает?
– Чуть более двух недель.
– И вы считаете, что успели хорошо его узнать?
Вдова архитектора внимательно посмотрела на гостей:
– Мне кажется, за семьдесят шесть лет я успела научиться понимать в людях. Денис – не убийца.
Вера Анатольевна хорошо помнила то утро. В начале седьмого начала беспокоиться Таисия. Старая, почти глухая собачка поставила передние лапки на кровать хозяйки и стала тыкаться в ее щеку холодным, мокрым носом. Скулить.
Вера Анатольевна подумала, что Тасе срочно нужно выйти в сад «по делам». Накинула халат на пижаму и поспешила на крыльцо. Взяла собачку на руки – болонка уже давно не могла самостоятельно спуститься по ступеням высокого крыльца, – бросила невнимательный взгляд по сторонам…