Шрифт:
Сцена первая
Райские кущи. В глубине течет водопад. Кричат экзотические птицы. Появляется Змей. Он производит впечатление успешного, но немного утомленного и ухоженного мужчины средних лет. Закуривает сигару.
Голос за сценой:
С тех пор немало лет прошло,
Как создал Бог добро и зло.
В раю он разместил людей,
И там же появился Змей.
Змей с незапамятных времен
Был
Среди других пикантных дел
Разврат ему осточертел.
Порочен и хорош чертовски,
По райским кущам Змей гулял.
И мыслил в целом философски -
Короче, дурака валял.
С другой стороны появляется полуголый Адам. Он совсем юн, ему лет 18, похож на хиппи. Адам в превосходной физической форме, в джинсах и босиком. У него длинные волосы до плеч. Подходит к авансцене.
Адам (мечтательно):
– Когда людей Бог сотворил,
Он потерял покой
И щедро плоть их наделил
Бессмертною душой.
Кем был таинственный отец,
Вселенной всей создатель
И всего сущего творец?
Наверное, мечтатель…
Он был романтик и эстет,
Непризнанный художник.
Чудак, бродяга и поэт,
И был, как я – безбожник.
Змей (с насмешкой):
– Мой милый брат, ты без конца
Зачем клевещешь на отца?
Ты умный парень, спору нет,
И вольнодумец, и поэт.
А я ценю литературу
И тоже балуюсь ей сдуру.
Стишки развратные пишу,
Но только не ревнуй, прошу,
Ведь я почти что импотент
И для тебя не конкурент.
Ты слишком дерзок временами.
Секрет открою между нами:
Не любит Бог такие шутки,
Короче, он зануда жуткий.
Прошу, будь поумнее впредь,
Не стоит на рожон переть.
Обидеть можешь чувства многих -
Фанатиков безумно строгих.
Они, увы, не пощадят –
Живьем с дерьмом тебя съедят.
Адам:
– Как мысль порой слова находит…
Как это странно происходит…
Не знаю, чем закончится строфа,
Пока задумался едва.
Из черных дыр, из ниоткуда
Приходит мысль каким-то чудом.
И рифму ищет побыстрей,
Чтоб тайно насладиться ей.
И вот она – лежит передо мной
Неотразимой пленницей нагой.
И сердце безрассудно бьется,
И рифма мысли отдается.
Змей:
– Что пишешь? Новую поэму?
Хвалу поешь всему Эдему?
Адам:
– О, да! Пока мне луч зари светил,
Я Еве оду посвятил.
Моей возлюбленной супруге,
Послушай, друг мой, на досуге.
Змей:
– Я не люблю, признаюсь, оды,
Хотя вошло писать их в моду.
Высокий слог меня смешит,
Им слишком романтизм грешит.
Все эти вздохи, завыванья
И бесконечные страданья –
Все так банально, как понос,
И провоцирует невроз.
Но раз ты хочешь мне попеть,
Готов немного потерпеть.
Прочти о Еве и о прочем,
Но, умоляю, покороче.
Адам:
– В долине, солнцем напоенной,
Как будто в сказочном раю,
Садовник жил и был влюбленным
В жену прекрасную свою.
Трудом был сад облагорожен,
Зрел под лучами каждый плод.
С любовью бережно ухожен,
Цвели в нем розы круглый год.
Слетались пчелы, собирая
Пыльцу и солнечный нектар.
И птицы пели, не смолкая,
И небо было – людям дар.
Она была апофеозом
И лучезарною звездой.
Цветком была, любимой розой
Ему подарена судьбой.
Змей смеется, хлопает в ладоши.
Змей:
– Как все в тебе благополучно,
Красиво пишешь, но так скучно!
Поверь, хоть я тебя люблю,
Но от тоски сейчас сблюю.
Зачем бумагу ты мараешь?
Ведь ничего про дев не знаешь.
Любая ода, брат, плоха,
Покуда женщина суха.
Пока она, как лед, не тает,
Живой росой не истекает,
И не пылает плоть в огне,
Уж ты поверь на слово мне.
Конечно, парень ты приличный,
И любишь Еву платонично,
Да оды пишешь ей без сна,
Но разве счастлива она?
Адам:
– На что ты намекаешь, милый Змей,
Я не пойму, хоть ты убей.
Змей:
– О Боже мой, ты как ребенок!
Душевный мир твой слишком тонок.
А я уже который год
Плюю в твой чудный огород.
Довольно чушь в стихах слагать,
Пора начать уж с Евой спать.
Раздвинь-ка на ночь лучше ноги
Своей любимой недотроги.
И ты увидишь, милый друг,
Как все изменится вокруг.
Адам:
– О, Ева, чудное созданье,
Она безумно молода.
Ее люблю на расстоянье
И не дотронусь никогда!
Змей:
– Довольно бред сплошной нести,
Конец ознакомительного фрагмента.