Садовники Солнца (сборник)
Шрифт:
Максим вспомнил свою неудачную прогулку с фоторужьем (да и что за охота во время полярной ночи), странный лес и невидимый купол, толкающий в грудь: «Привиделось, наверное, все это, бредил я. Вот и сейчас — битва антибиотиков приснилась…»
Второй раз его разбудил диагност. Он прозвенел трижды — требовательно, громко — и Максим хотел было возмутиться такой нахальной побудкой, но на табло электронного врача светилась надпись «практически здоров», и мальчику ничего не оставалось, как недоуменно пожать плечами. Чувствовал он себя превосходно и прямо сгорал от
По привычке Максим набрал код информатора — что нового, на станции, где отец, куда сегодня отправились гляциологи? Автомат прежде всего повторил распоряжение Гарибальди об «аврале», и мальчик насторожился. Дальше шла запись совещания. Максим замер, боясь пропустить даже полслова. Затем вскочил, заметался по комнате, но последние слова начальника станции ошеломили его, и мальчик бессильно опустился на кровать. Как же так? Так нечестно, несправедливо. Ведь это он, он открыл купол, и купол впустил его. Впустил… А отец! Тоже хорош — хотя бы слово сказал в его защиту. Опасность, долг, дисциплина?.. Хоть бы скорее вырасти!
Максим быстро умылся, тщательно причесался и только после этого вызвал Гарибальди.
Тимофей Леонидович ответил сразу. Увидев на экране лицо Максима, приветливо улыбнулся:
— Поправляешься, герой нашего времени?
Мальчик на шутку не ответил.
— Спасибо за гостинец. А что это было? Апельсин? — сказал он только из вежливости. — Лучше всех лекарств мне помог.
— Постой шуметь, — нахмурился Гарибальди. — Какой еще апельсин?
— Обыкновенный. Вкусный. Вот корочки.
— На станции нет никаких апельсинов, — недоуменно проворчал Тимофей Леонидович. Он что-то соображал, но Максим догадался раньше и чуть не подпрыгнул от радости.
— Я знаю, что нет, — лукаво улыбнулся мальчик. — Но кто-то же положил его возле моей постели. Кстати, этот «апельсин» чуть горчил и пах лекарствами. И не напрасно. Посмотрите, пожалуйста, на диагноз электронного врача.
— Практически здоров, — прочел Гарибальди и присвистнул от удивления.
Максим ликовал.
— А Карлсон говорил: пять дней. Может, теперь мне разрешат в тот лес?
— Ты, я вижу, знаешь о моем распоряжении, — улыбнулся Гарибальди. — Учти, я свои распоряжения не отменяю.
— Вы поспешили, — как можно убедительней заверил Максим начальника станции. — Ведь в Купол впустили пока только меня. И только ко мне явились ночью пришельцы, чтобы оставить целебный «апельсин». А это уже настоящий контакт, а не ваши посты и «Пингвины». Если вы не разрешите мне остаться на станции, клянусь, я расскажу об «апельсине» членам совета Мира, и меня все равно оставят…
— Вот нахаленок! — Тимофей Леонидович улыбнулся, но сразу же посерьезнел. — Ты извини, конечно, но тобой сейчас руководит не разум, а детский энтузиазм. Может статься, что всем нам отсюда…
Он не успел договорить. В коридоре послышался топот — кто-то бежал, а в следующее мгновение дверь кабинета
— Тимофей Леонидович! — он перевел дыхание и ткнул рукой куда-то в угол. — Там, возле склада, появились какие-то странные штуковины. Сбежались все наши, ожидают вас…
Экран тотчас опустел.
— Медведи из снега, яблоки из льда… — запел Максим, быстро надевая и застегивая комбинезон. — Начинаются дела — всякие чудесные, очень интересные…
Он выскочил в морозную ночь. Тихо, безоблачно, настоящий штиль. В воздухе повисли ледяные иглы — если запрокинуть голову и дышать ими тихо-тихо, то кажется, что на язык попадают отдельные звездочки. Вот они сияют — кристаллики небесного льда. А среди них непривычный и торжественный Южный Крест.
На другом конце поселка залаяли собаки. Мальчик с досадой топнул ногой — нашел время любоваться звездами! — и побежал на шум голосов, лимонный свет прожекторов, которые вспыхнули вдруг на высоких мачтах.
Возле самого склада, чья красная крыша виднелась за куполом столовой, Максим столкнулся с Мартой Ружевич, шеф-поваром станции.
— Привет, дай кушать, — крикнул он обычную дразнилку-приветствие, на что полячка не ответила лукавым «Хоч сто раз, дзицятко», а схватив его за руку, обеспокоенно заглянула в глаза.
— Максим сбежал?
— Потом, Марта, потом. Меня пришельцы вылечили… Побежали, а не то мы все прозеваем…
Они сразу увидели ЭТО. На ледяной площадке, расчищенной под аэродром, огромной кучей лежали необычные предметы. Красные, синие, зеленые, желтые шары, параллелепипеды, кольца, кубы блестели полированной поверхностью, в бесчисленных плоскостях отражались огни прожекторов. Максиму показалось, что здесь пробегал какой-то великан, споткнулся и уронил на снег коробку елочных игрушек.
— Подарков сколько! — всплеснула руками Марта. На ее голос обернулся Тимофей Леонидович.
— Максим, — сердито крикнул он. — Я тебе…
Мальчик поспешно нырнул в толпу. На аэродроме собрались, наверное, все свободные от дежурств обитатели полярной станции «Надежда». То и дело встречались знакомые — улыбчивые, обрадованные неожиданным зрелищем. Под ногами у людей крутились два «нахлебника» станции — Пушок и вислоухий Император. Собаки, наверное, считали, что вся эта возня затеяна ради них и, звонко лая, хватали всех за меховые комбинезоны.
— А ну, Максим, помоги, — позвал Прокудин. Он старался что-то достать из кучи «игрушек». Но мальчику как раз подвернулся большой золотистый шар, очень легкий и красивый, и он погнал его, будто мяч, толкая ногами и руками. Максим заметил, что блики от лучей прожекторов ни при чем — и шар, и остальные предметы светились сами по себе. «Вот из этих зеленых «кирпичей», — подумал мальчик, — за пять минут можно сложить крепость, а вон те полые цилиндры сгодились бы на башни». Подумал и тут же с явным сожалением распрощался со своей выдумкой. Разве эти взрослые позволят? Гарибальди разберется во всем, всех прогонит, а «игрушки» перенесут на склад, пронумеруют и опечатают затем дверь.