Садовники Солнца
Шрифт:
– Нет, я серьезно, ребята, - Антуану, по-видимому, не терпелось поделиться своей радостью.
– Мне поручили проверить состоятельность протеста Парандовского.
– Ого!
– воскликнул Егор.
– Чему же ты радуешься? Спорить с таким философом...
– Почему обязательно спорить?
– удивился Илья, приглядываясь к большой стрекозе, сновавшей рядом с людьми.
– Возможно, Парандовский прав. Скорее всего, прав.
– Не знаю, - Антуан развел руками.
– Честно говоря, ничего не знаю. Протест не публиковался... А то, что он связан с изучением Геи, вам известно не хуже меня.
Илья вдруг вскочил.
–
Он достал из куртки бумажный свиток, развернул его. С левого угла плотного листа на красном шнуре свисала сургучная печать.
– Все по закону, - сказал Ефремов, заметив, что друзья смотрят на печать.
– Юджин приложился. Знак Солнца, как и полагается. Слушайте! Полдня вчера сочинял...
Он откашлялся и уже вполне серьезно продолжил:
– Кодекс Садовников... Получив в свое распоряжение все земные блага, достигнув полного изобилия, объединенное человечество не имеет теперь более высокой цели, чем забота о счастье и духовной гармонии каждого. Служба Солнца - это союз добротворцев и сеятелей положительных эмоций, союз хранителей коллективной морали общества... Помни, Садовник: нет краше сада, чем сад души, и пусть всегда в нем будет солнечно... Все для духовного блага человека, все во имя его... В мире нет чужой боли!.. Свято чти третью заповедь, но бойся оказаться назойливым... Всякое истинно доброе желание достойно того, чтобы быть исполненным... Будь бережен. Звание Садовника человеческих душ навсегда отнимает у тебя право на ошибку... Помни, наконец, главную заповедь: счастье должно стать неизбежностью.
– Здорово!
– Егор пожал Илье руку.
– Настоящий меморандум. Однако меня смущает последняя заповедь. Чересчур категорично. Счастье нельзя навязывать, Илья. Ты обрекаешь людей на неизбежное счастье. Мне видится здесь принуждение, а посему эта заповедь имеет крупный заряд дискуссионной энергии.
– Кодекс - не догма, - вступился Антуан.
– Объясни там, Илья, что мы не заставляем, а учим человека быть счастливым.
– А я бы еще добавил к определению Службы Солнца, - Славик на миг запнулся.
– Словом, что это организация, которая приумножает сумму человеческого счастья в коммунистическом мире.
– Все это хорошо, даже замечательно.
– "Егор опять свел брови, подумал.
– Но не для нас, горемык от науки. То есть, я хотел сказать, что Кодекс Ильи глобален. Пусть он отдаст его Юджину или даже в совет Мира...
Егор взглянул на друзей, на тихую заводь лесного озера.
– А нам, ребята, нужно что-то свое... Сегодня день Прощания. Нам нужно что-то маленькое, но обязательно свое. Для четырех. Как знак, как уговор... Что-нибудь такое... Например...
Тут он вдруг ловко подпрыгнул - вперед и в сторону, взмахнул рукой.
– Какая красавица, - прошептал Егор, осторожно придерживая стрекозу за брюшко. Та свела прозрачные лепестки крылышек, и в них зажглись радужные разводы, затеплились искорки света.
– Это и будет наш знак, ребята. Знак Стрекозы! Нас четверо... И судьбы наши соединены так же естественно, как крылья этого маленького создания... Жизнь, конечно, разбросает нас. Но в горе и в радости - Знак Стрекозы!
– В горе и в радости!
– повторили друзья.
ЭКЗАМЕН
Метров через триста лето кончилось. Исчезла зелень, меньше стало птиц. Среди камней лежали пласты подтаявшего снега. Еще через десять минут быстрой ходьбы Илья стал проваливаться в белое зыбучее крошево выше колен. Вот он - заповедник Зимы.
"Пора", - решил Ефремов.
Он попробовал сломать лыжу о колено. Упругое дерево гнулось, пружинило. Тогда Илья примерился и изо всей силы ударил лыжей по стволу ближайшей сосны. Сверкнуло бело и холодно, сбило с ног. Смеясь, Илья выбрался из снежного сугроба, который откуда-то из поднебесья сбросило на него дерево. Отфыркался. Лыжа, как и следовало ожидать, треснула пополам.
"Отлично, - подумал Илья.
– Теперь еще надо выбросить браслет связи. Где это видано, чтобы настоящий турист брал с собой браслет связи? Что еще? Ага, рванем здесь куртку - для пущей убедительности. Раз лыжу сломал, значит, падал. Готово. Сейчас будем напрашиваться в гости..."
Горы и сосны. Они стояли вокруг торжественные, занесенные нетронутыми снегами. Над дальним ельником падало вечернее солнце и никак не могло упасть. Оно расцветило снег - румяный наст полян чередовался с четкими голубыми тенями деревьев и скал.
"Какой великолепный пейзаж с соснами, - подумал Илья, оглядываясь. Жаль, что я уже сделал фильм о соснах. А ради двух-трех кадров нарушать сюжет не стоит. Тем более летний сюжет - пыльца, живица, золотистый свет, отсвет, отзвук... Эх..."
Вот и коттедж Анатоля. Стандартный двухкомнатный модуль с красной башенкой энергоприемника. Ничего необычного, правда, вон поленница возле стены. Энергоприемник и дрова?.. Интересно, чем сейчас занят отшельник? Илья вспомнил автопортрет Анатоля. Узкое лицо, шишковатый лоб. Рот улыбчивый, а глаза грустные. Как у больного щенка... Мальчишка, словом.
– Эй!
– крикнул Илья, выйдя на тропинку.
– Есть кто живой?
Анатоль на самом деле оказался крепче, чем тот парнишка, который на холсте выглядывал из усеянного дождинками окна. Рослый, загорелый, в коричневом свитере. "Мне бы так повольничать, - подумал Илья, когда знакомились.
– Карпаты. Вечные снега. Климатологи постоянно поддерживают минус семь. Тишина... О чем я, чудак? Да от такой тишины и глохнут сердца".
На лыжу Анатоль даже не глянул.
– Пустяк. У меня такого добра...
В доме пахло сушеными травами, в камине теплился огонь. На полках какие-то черные, замысловатой формы корни, потешные фигурки зверей, камни. Во второй комнате мольберт, несколько подрамников, кисти. Не орудия вдохновенного труда, а просто вещи - сразу видно, что ими давно не пользовались.
– Вы кстати сломали лыжу, - Анатоль методично собирал на стол.
– А то я здесь немного одичал. Года два назад приглянулось это местечко. Написал несколько этюдов, дом заказал - привезли. А потом застопорило... Уезжать не хочется - не тянет в город, и одиночество заедает... Странная ситуация.
"Это хорошо, если заедает, - отметил про себя Илья.
– Очень даже хорошо".
Он присел на пень, приспособленный под стул, и на минуту вернулся в день вчерашний.
Ефремов с утра маялся. Все однокашники давно получили экзаменационные задания, их уже с полным правом можно называть Садовниками, а он слоняется по Школе и нет никому до него дела. Вон Егор со Славиком почти месяц на своей станции работают, Антуан "и того раньше - за три дня решил судьбу протеста Парандовского, а он...