Сады Солнца
Шрифт:
Пробуждение оказалось медленным и болезненным. Она вдруг поняла, что выкашливает розовый флюоросиликон, заполнявший легкие, затем отключилась. Второй раз она очнулась совершенно больная, слепая и шалеющая от худшего во Вселенной похмелья. Потихоньку мир вокруг прояснился. Завернутая в кокон, Мэси висела в углу жилого отсека «Слона». К ней подплыл кто–то… да, конечно, это Ньют, он неразборчиво говорит. Слова казались шумом, тонущим в тупой пульсации головной боли.
Мэси засыпала и просыпалась, раздираемая болью, доходящей до самых костей, желудок будто ссохся и склеился, а в
Мэси по–прежнему висела в коконе. Перистальтическая капельница гнала прозрачную питательную жидкость в вену на левой руке. Жилой отсек, освещенный тускло–красным светом, пустовал. Мерно рокотал двигатель, выдавая стабильную одну десятую g. Мэси выдернула капельницу, расстегнула кокон и вывалилась на мягкий пол. Потребовались все силы болящего тела, чтобы протащить себя в рубку, где в противоперегрузочных креслах, занимающих большую часть места, рядышком лежали Ньют, Зифф Ларцер и Хершель By.
Ньют начал подниматься, Мэси, шатаясь, подошла, упала на колени, обняла его, вдохнула знакомый запах, родную теплоту.
— Эй, как ты? — спросил Ньют.
— Думаю, я жива — более или менее.
— Тебе не следовало вставать.
— А ты что, хочешь, чтобы я снова заснула? Я и так валялась слишком долго, — сказала Мэси и, приветствуя, стукнула кулаком в кулаки Зиффа Ларцера и Хершеля By. — Мы все пока здесь, так что, надеюсь, земляне не попытались нас перехватить.
Трое мужчин переглянулись. По хребту Мэси пробежал холодок.
— Что–то случилось, — выговорила она.
— У нас есть и хорошие, и плохие новости, — сообщил Зифф Ларцер, — а еще такие, какие мы пока не отнесли ни к тем, ни к другим.
Хершель крутанул перед собой пальцами, и впереди высветился дисплей с навигационной картой. Траектория шла, изгибаясь, сквозь орбиты лун пухлой планеты. На траектории виднелись навигационные значки, а посреди ее мигал огонек.
— Мы сейчас за сто тысяч километров от Нептуна, в конце коррекционного маневра, который выведет нас на орбиту, — сообщил Хершель.
— Вокруг Тритона или Нептуна? — спросила Мэси. — Я думала, что мы направляемся прямо к Тритону.
В углу дисплея висело изображение полушария Нептуна, темно–синий круг. Уран был светлее. На Нептуне отчетливо различались полосы, над ним плыли лоскуты бледных облаков. А у экватора двигалось маленькое черное пятнышко, прикрытое пером облаков, близкое к расплывчатой линии терминатора, отделяющей день от ночи. Ледяной гигант опоясывали два ярких кольца, а за ними висел крошечный диск — Тритон, самая крупная луна Нептуна, новый дом.
— Есть небольшая проблема, — заметил Ньют.
— Это плохие новости?
— Плохие новости в том, что мы потеряли людей, — сказал Зифф Ларцер.
— Наши старые шаттлы, — добавил Ньют. — Земляне ударили по ним ракетами. Ядерные боеголовки.
Мэси показалось, будто ее кожа превратилась в лед. Мир вдруг осыпался, ушел вдаль. Мэси знала людей, вызвавшихся пилотировать шаттлы: Мика Торна, Тора Херца, Дарси Дюннант, Хэмильтона Брауна… шестнадцать человек. Их теперь нет.
Ньют с легкой тревогой смотрел на нее. Мэси сказала, что все в порядке. Он возразил, что она совсем не в порядке.
Зифф Ларцер встал с кресла. Мэси убедили вскарабкаться на него, сунули в руку сосуд с теплым мятным чаем, который Хершель принес из жилого отсека. Хершель уверял, что это его универсальная панацея от всех болезней.
— Я не больна. Я просто полумертвая, — сказала Мэси, но чаю выпила, потянулась немного и правда почувствовала себя немного лучше.
И сильнее.
Время слушать третью новость.
— Дело в месте назначения, — пояснил Ньют. — Там проблемы.
— Большие проблемы, — добавил Хершель By.
— На Тритоне уже есть люди, — вставил Зифф.
— «Призраки», — закончил Ньют.
Часть третья
Смена караула
1
— Ну, за все это время ты так и не научился расслабляться, — сказал Фрэнки Фуэнте Кэшу Бейкеру.
— Сейчас я совершенно расслабленный, — ответил Кэш. — Может, тебе стоит сфотографировать меня, чтобы помнить, как выглядит настоящая расслабленность.
— То, что с тобой сейчас, — прямая противоположность расслабленности. Да ты настолько натянутый, что хоть приколачивай ноги и голову к доске и наяривай, будто на арфе. И знаешь что? Ты такой все время.
Двое мужчин лежали рядом в бассейне, устроенном так, что теплая прозрачная вода с одной стороны будто переливалась за край, в пропасть. Локти холодил полированный бетон, вода плескалась у плеч, за кромкой бассейна расстилался восстановленный дождевой лес, тянущийся до горизонта под эмалево–синим небом, пробитым раскаленным добела гвоздем солнца. За спиной высилось блюдце из стекла и камня — дом чиновника, управляющего территориями клана Бернал, стоящий среди ухоженных газонов и клумб с тропическими цветами. Через несколько часов Кэш и Фрэнки предстояло бродить среди гостей коктейльной вечеринки по широким террасам дома, произносить краткие речи о своей роли в Тихой войне, планах реконструкции и возможностях, которые откроются при освоении знаний дальних, использовании их инженерного и научного опыта, их искусства.
Кэш Бейкер был живым воплощением архетипа, образцовым военным героем. Он учил кадетов в Монтеррее, а в остальное время занимался пропагандой: речи на митингах, в школах и университетах, посещение исследовательских институтов, верфей, заводов и фабрик, поддерживающих и снабжающих эскадры Военно–воздушных сил на Юпитере и Сатурне, — а также знакомства с членами сильнейших кланов, доминирующих в политической и экономической жизни Великой Бразилии. В общем–то, неплохая жизнь. Учить кадетов — полезная и нужная работа, и Кэш старался изо всех сил. А пропаганда помогала ребятам на Юпитере и Сатурне, потому была важной и получалась на удивление легко. Кэш умел вытянуть на поверхность свой посконный и вальяжный техасский шарм, очаровать гостей и хозяев. Перед тем как начать хождение по вечеринкам и приемам, Кэш прошел месяц обучения трем вещам: речи на публике, навыки социальной трепотни ни о чем и этикет — от правил поедания устриц до правильного обращения к жене посла.