Сага о двух хевдингах
Шрифт:
И когда Гуннвид уже начал яриться и покрикивать на стражников, к воротам с той стороны подъехали всадники, и у них уже не беличьи хвосты пушились, а соболиные и куньи. У сильнейшего же и вовсе белел хвост зимнего горностая, тот самый, с черным пятнышком на конце. Силы у него на одиннадцать рун, а гордости, судя по лицу, аж на все двадцать, и лицо не живичское и не нордское, а какое-то иное, хищное, с прищуром узеньких глазок и каймой черной бороденки понизу.
Он тоже взялся расспрашивать Гуннвида, а я всё разглядывал его оружие и броню. А броня занятная: в кольчужные кольца вделаны железные пластины, краями заходящие друг на друга. Я еще удивился,
Наконец горностаев хвост отстал от Гуннвида, проехал мимо и шарахнул дерущийся люд на мосту рунной силой, а потом еще и голосом добавил. Вингсвейтар же дернул меня за плечо и потащил дальше по улочке, довел до какого-то двора, обнесенного высоким частоколом, затащил внутрь, потом в дом и лишь там вдарил кулаком по стене, едва разминувшись с моей головой.
— Что ж ты, друг Кай, вытворяешь? Уж не сбежал ли ты из Северных островов, обозлив на себя конунга и ярлов? Может, зря я тебя перед Бездновым воеводой выкруживал? Может, надо было там тебя и оставить? На мосту? И что, Бездна тебя забери, с твоими рунами? Боги наказали?
Ох, зря он так со мной. Я тут же стряхнул с себя дар Рыси, полыхнул всеми десятью рунами и зарычал:
— Ты, Гуннвид, говори, да не заговаривайся! С чего бы ульверам бежать с родных земель? Неужто думаешь, что я наврал тебе про знакомство с Рагнвальдом и его сыном? Кому ты больше веришь: живичам полоумным или собрату-норду?
Великан отшатнулся от меня, почуяв силу.
— Хельт? В твои-то зимы? Неужто и впрямь бога забороли? А про нордов и живичей отвечу так: вспомни, что я про деда и отца рассказывал. Нет у нас веры ни к нордам, ни к живичам, а только к тем, кто словом и делом доказал, что достоин. Ты же нас под удар подставил!
Тут уж и я не сдержался, вдарил по стене так, что сверху что-то посыпалось.
— Я? Я под удар подставил? Потому и прячусь в живичских лесах, как тать, потому и в город пробираюсь украдкой, потому и остался с пустой мошной, хотя сюда пришел с полными сундуками. Ты бы лучше с Жирных спрашивал да с воеводы своего косоглазого.
— Почему с них? — опешил Гуннвид. — Что же там приключилось?
— С этого и разговор надо было начинать, а не кричать да дом ломать, — с трудом успокоившись, сказал я.
Надо же, с ульверами я держался стойко, не буянил, ни кричал почем зря, Дагну утихомиривал, а здесь уже второй раз вспыхиваю на ровном месте. Наверное, потому что там я был хёвдингом, а сюда пришел как обычный хирдман, не старался вести себя рассудительно.
Сели мы с Гуннвидом и обстоятельно поговорили о том, что видел он и что видел я.
— Не знаю, что там в Торговой стороне говорят, но здесь по иному говорят, — сказал Гуннвид. — Будто Жирным вздумалось вперед всего города встать, потому они женят сына не на достойной девке, а на хельтовой, и спор затеяли именно они, чтоб опорочить воеводу и поставить на его место бабу.
— Угу, потому они едва Хотевита из рода не выгнали.
— Так не выгнали же. Вроде как Жирные нарочно устроили шум, чтоб все думали, что род несогласный, а на деле никто ни с кем и не ссорился.
— Так чего ж ты на меня взъелся?
— Я с Жирными говорил. Они стоят на том, что спор затеяла сама Дагна, и если б не ваш хирд, так ничего бы и не вышло, уже и свадьбу бы сыграли, и усадили невестку бы в терем безо всяких тварей.
— Ну, знаешь, брат-хирдман… Дагна наняла ульверов, как другие нанимают вингсвейтар. Наше дело было выловить озерную тварь, и всё. А здешние дрязги нам не интересны.
Гуннвид помотал головой.
— Это горе мне разум затуманило. У меня человека убили, он тогда в Торговой стороне был, к какой-то бабе пошел, без оружия, без брони, с одним поясным ножом. Хоть он и знал живой язык, да не помогло это, узнали, что он иноземец и забили насмерть. Как мне перед отцом оправдываться? Поехал на свадьбу, а людей потерял? Нам и самим отбиваться пришлось. Если б воевода не приехал и не разогнал толпу, так и до крови бы дошло.
— Неужто не отбились бы?
— Отбились, но зачем кровь лить в союзном городе? Как бы мы потом через Велигород в Годрланд ходили? Тут ведь не только торговля крепкая, но и путь к сарапам. Отец мне строго-настрого запретил спор с кем-то затевать, не говоря уж о пролитой крови.
— А мне говорили, будто вингсвейтары Жирных защищают.
— Это уж потом, как успокоилось. Несколько моих парней стоят у них во дворе на всякий случай.
— Мне нужно с Хотевитом встретиться. Поможешь? — прямо рубанул я. — Он мне денег должен, и преизрядно.
— Если за тварь, то лучше и не спрашивай.
— А если вот за это? — и я протянул кожу с записанными словами, которую мне дал Хотевит.
Гуннвид развернул ее, медленно водил пальцем по узорам, потом кивнул.
— Да, это другое дело, но не знаю, выйдет ли у тебя с ним встретиться. Слышал, что Жирные его взаперти держат, не пускают даже во двор, вроде как он разумом помутился. Среди рабов слухи ходят, будто это Дагна ворожит, издали ему ум мутит, к себе тянет. А еще что вылечить его может только дева чистая, непорочная, без единой руны и дурных помыслов. Стоит им только сомкнуть руки перед Масторавой, как сойдет злая ворожба. И хоть Жирные сейчас не в чести, но девок таких в городе нашлось видимо-невидимо, многие на их богатство зарятся.
Я слушал его, слушал, а потом оборвал:
— Сам жалею, что в такое влез, по старой дружбе решил Дагне помочь, а тут такое вышло. Изгоями ходить нам уже приходилось, а вот отдавать свое добро я как-то не привык. В Бездну всех ворожей, Жирных, воевод и их дрязги! Я свое серебро вернуть хочу. Коли добром не выйдет, так я и злом не откажусь. Иначе как я хирдманам в глаза смотреть буду? Если не поможешь, сам к Жирным пойду, своими руками выдеру из них всё до последней марки.
Гуннвид потер лоб.
— Давай, я всё же попробую. Злом всегда успеется.
Передал меня своим людям, и многие из них были знакомы с совместного плавания с острова. Меня накормили, посмеялись над тем, как меня хотел лотошник с булками облапошить.
— Здесь такое всюду. Кого побогаче он бы стороной обошел, а тут видит, что юнец, мошна на поясе не пуста, вот и нарвался. Есть такие, кто под телеги кидается, а потом виру требует. И видаки у них всегда рядом, сразу крик подымают.
— Когда я в своей одеже и с топором ходил, что-то никто так не шутил, — подивился я живичским нравам.