Сага о Фафхрде и Сером Мышелове
Шрифт:
Однако Фафхрд уклонился от молниеносного выпада с легкостью, с какою взрослый уклоняется от слабенького удара детской ручонки, после чего, печально улыбнувшись, неуловимым движением направил свой клинок прямо в горло Мышелову, и тот избежал гибели лишь благодаря отчаянному и совершенно фантастическому сальто назад.
Прыгнуть ему пришлось в сторону озера. И тут же Фафхрд стал наступать, держась при этом весьма уверенно и нагло. Его светлокожее лицо излучало невыразимое презрение. Гораздо более тяжелый меч Северянина двигался так же непринужденно, как Скальпель, выписывая
Все это время глаза Фафхрда оставались закрытыми. И только оказавшись на самом берегу озера, Мышелов все понял. За Северянина смотрел алмазный глаз, который тот держал в левой руке. Со змеиной внимательностью он следил за каждым движением Скальпеля.
И вот, продолжая маневрировать на скользком берегу совершенно зеркального озера под желто-багровую пульсацию небес и тяжкое дыхание зеленого холма, Мышелов в очередной раз увернулся от грозного клинка Фафхрда, сделал нырок и неожиданно нанес сильнейший удар по алмазному оку.
Меч Северянина просвистел у него прямо над головой.
Алмазный глаз после удара рассыпался в белую пыль.
Черная мохнатая земля под ногами испустила мучительный стон.
Зеленый холм взорвался зловещим алым пламенем и взметнул к исшрамленному ночному небу столб расплавленной каменной породы вдвое выше себя самого, так что Мышелов едва удержался на ногах.
Схватив за руку своего приятеля, который ошеломленно стоял и пялил глаза в пространство, Мышелов понесся с ним прочь от зеленого холма и озера.
Через дюжину ударов сердца расплавленная лава уже затопила алтарь и потекла дальше. Багровые капли долетали даже до бежавших со всех ног Фафхрда и Мышелова, огненными стрелами проносясь над ними. Несколько капель угодили в цель, и Мышелову пришлось срочно гасить небольшой пожар прямо на спине у друга.
Мышелов на бегу оглянулся на холм. Тот еще плевался огнем и истекал багровыми ручейками, но тем не менее казался отяжелевшим, словно жизненные силы покинули его на время, а может, и навсегда.
Когда приятели наконец остановились, Фафхрд с глупым видом взглянул на свою левую руку и заявил:
— Эй, Мышелов, я порезал большой палец. У меня течет кровь.
— У зеленого холма тоже, — глядя назад, заметил Мышелов. — И я рад, что от потери крови он, похоже, умрет.
8. Когти из тьмы
Над залитым лунным светом Ланкмаром навис страх. Словно туман, вползал он на широкие улицы и в извилистые переулки и просочился даже на затейливо петляющую и похожую на щель улочку, где коптящий фонарь освещал вход в таверну «Серебряный угорь».
Это был еще неизвестный, неуловимый страх, совсем не такой, какой может внушить стоящая у ворот города неприятельская армия, или находящиеся в состоянии войны аристократы, или восставшие рабы, или обезумевший сюзерен, охваченный жаждой крови, или вражеский флот, входящий из Внутреннего моря в устье реки Хлал. Но тем не менее страх этот был могущественным. Он стискивал хрупкое горло каждой женщины, которая щебеча входила в низкую дверь
Это была компания молодых аристократов, которые решили поразвлечься в кабачке, пользующемся дурной славой и порой даже опасном. Одеты все были богато и фантастично, согласно моде упадочнического ланкмарского дворянства. Но одна деталь казалась слишком уж экстравагантной даже для экзотического Ланкмара. Голова каждой из женщин была заключена в небольшую, тонкой работы серебряную клетку для птиц.
Дверь снова отворилась — на сей раз, чтобы выпустить двух мужчин, которые быстро зашагали прочь. Один из них был долговяз и крепок и, казалось, прятал что-то под своим широким плащом. Второй был невысок ростом, гибок и с головы до ног одет во что-то мягкое и серое, сливавшееся с рассеянным лунным светом. На плече он нес удочку.
— Кажется, Фафхрд и Серый Мышелов что-то замышляют, — заметил завсегдатай таверны, с любопытством оглядываясь им вслед. Хозяин таверны пожал плечами. — Готов поклясться, что-нибудь скверное, — продолжал завсегдатай. — Я видел, как у Фафхрда под плащом что-то шевелилось, словно живое. Нынче в Ланкмаре все вызывает подозрения. Понимаете, что я имею в виду? И вдобавок эта удочка.
— Угомонись, — отозвался хозяин. — Они честные жулики, хотя и сидят на мели, если только то, что они задолжали мне за вино, что-то значит. И нечего их поносить.
Однако входя назад в таверну и нетерпеливо подталкивая завсегдатая, хозяин выглядел слегка озадаченным и встревоженным.
Страх явился в Ланкмар три месяца назад, и поначалу был совершенно иным, даже и не страхом вовсе. Просто гораздо чаще стали пропадать безделушки и драгоценности, главным образом у женщин. Предпочтение оказывалось ярким блестящим предметам, независимо от того, из чего они были сделаны.
Прошел слух о шайке исключительно ловких и удачливых воров, избравших своей специальностью туалетные комнаты знатных дам, однако жестокая порка горничных и служанок на предмет выявления соучастников так ничего и не дала. Потом кто-то выдвинул предположение, что это все дело рук проказников детей, которые по молодости лет не могут правильно определить ценность похищаемых предметов.
Однако мало-помалу характер краж стал меняться. Дешевенькие побрякушки пропадали все реже. Стали исчезать действительно ценные украшения, как будто воры научились на практике отличать драгоценности от мишуры.
Горожане уже начали подозревать, что старинный и чуть ли не почтенный Цех Воров Ланкмара изобрел новую хитрость, и подумывали уже было подвергнуть пытке нескольких его наиболее одиозных главарей или же дождаться западного ветра и спалить улицу Торговцев Шелком.
Однако Цех Воров был организацией консервативной, отличавшейся узостью кругозора и приверженной традиционным методам воровства, поэтому вскоре, когда стало совершенно очевидным, что тут действуют люди невероятно находчивые и изобретательные, оказался вне подозрений.