Сага о Гудрит
Шрифт:
Асгрим Худой и его люди оставались на Песчаном Мысе до тех пор, пока Эйольву не стало лучше. И прежде чем «Рассекающий волны» отправился в путь, шесть человек из его команды дали свое согласие вновь плыть к берегам Виноградной Страны, соблазненные хорошей охотой и рыбной ловлей в далеких землях. Гудрид радовалась тому, что они с Торстейном берут к себе на корабль людей, которые помогут им отыскать берег по тем знакам, которые нацарапал Асгрим на дереве.
Когда гости наконец уехали и хозяева погасили на ночь очаг, а Торстейн Черный и Гримхильд улеглись спать, и вскоре храп их разнесся по дому, Торстейн бережно развернул перед женой шерстяную тряпку и достал из нее черный камень, напоминающий вулканическое
– Гудрид, я положу этот камень под матрац. Его подарил мне перед отъездом Асгрим: это волшебный камень из Виноградной Страны, и он может согревать. Асгрим сказал, что такие камни делают тамошние земли плодородными. Он предложил повесить его на стене в хлеву, но я подумал, что можно найти ему применение получше; пусть он охраняет нашего ребенка.
Гудрид казалось, что в ту ночь постель их была удивительно теплой.
Много людей захотело отправиться с Торстейном в Виноградную Страну, намного больше, чем требовалось для такой недолгой поездки. Кроме шести человек из команды Торвальда, к ним присоединились еще люди из Братталида, да и из соседских дворов пришло немало молодых парней, бывалых мореплавателей, которые предложили свои услуги в северных водах. В конце концов Торстейн набрал команду из двадцати пяти человек для своего «Морского коня». Одним из членов этой команды был молодой Эгиль. Лицо его светилось от радости, и он часами простаивал в кузнице, помогая Эйольву и слушая его рассказы о далеких землях.
Нога у Эйольва уже почти зажила, и он ходил на костылях. О землях на Западе он любил рассказывать. Гудрид жалела, что их первая с Торстейном поездка в Винланд будет такой недолгой, а цель ее столь скорбная.
Она прилежно ткала новую парусину, а голова у нее была занята важными делами, которые предстояло сделать до отплытия. Лишь немного удалось передохнуть от всех этих хлопот, когда они с Торстейном съездили в гости к соседям на день летнего солнцестояния.
Когда пир у соседей закончился, Гудрид с Торстейном ехали верхом домой. Уже вечерело. Вокруг щебетали в своих гнездышках встревоженные кроншнепы, а снежные горы, отражаясь в водах фьорда, напоминали заботливо сделанные сыры. Гудрид опустила поводья, и склонившись в седле, вдыхала ароматы нагретых солнцем лугов, любуясь красотой вечерней земли. Лошадь ее крутила хвостом, отгоняя докучливых комаров. Гудрид чувствовала себя счастливой. Именно теперь, когда два этих вечера она жила полной жизнью. И ей так хотелось оказаться в Виноградной Стране, прежде чем ребенок ее увидит свет…
Лошадь остановилась, повернув голову к хозяйке. Получив свободу, она охотно бы пощипала сочную травку. А если это не разрешается, то, может, Гудрид скажет, о чем это она так задумалась?
Не успела Гудрид натянуть вожжи, как к ней подъехал Торстейн, взяв ее лошадь под уздцы.
– Мне показалось, ты устала, Гудрид…
Она улыбнулась ему.
– Нет, я просто задумалась о нашем ребенке и о путешествии…
По лицу Торстейна пробежала тень.
– Я тоже думал об этом, Гудрид. И я решил, что лучше тебе остаться дома, пока я отправлюсь в Винланд и привезу тело Торвальда. Я вернусь сразу же, как только отыщу его могилу, а если опоздаю, то дождусь следующего лета, чтобы отвезти его тело в Братталид.
Гудрид похолодела.
– Как это? Почему я останусь здесь, а ты уедешь?
– Потому что ты не совсем здорова, и мы не можем подвергать младенца опасности.
Она попыталась улыбнуться.
– Как на тебя это не похоже, Торстейн! Ты никогда раньше не смотрел так мрачно на вещи! Я чувствую себя здоровой и сильной, и я так радовалась тому, что поеду с тобой…
– Я запрещаю тебе это, Гудрид.
Гудрид поняла, что возражать бесполезно. Она молча ехала вперед, подавленная услышанным. Она старалась забыть, что сейчас ее тело – всего-навсего сосуд для будущего ребенка. Гудрид пыталась представить себе, могли бы другие мужчины – ее отец, например – заставить своих жен остаться дома, когда представлялась возможность отправиться вместе в путешествие.
Они уже подъехали ко двору, навстречу им, выскочили собаки, и Гудрид ощутила, как в ее душе разочарование и обида сменяются злостью. Злостью на саму себя: как же она была глупа, вообразив, что Торстейн сумеет понять ее внутреннее стремление. Но она вышла за него замуж не ради этого. Она любила своего мужа за то, что он вселяет в нее чувство уверенности, и потом, он думал о ее благополучии. И все же ее не оставляла мысль о том, что она сама хотела бы решать свою судьбу.
МЕЧТЫ ВОЗВРАЩАЮТСЯ ВНОВЬ
Отъезд Торстейна все откладывался, ибо бонды решили, что он должен провести тинг на Песчаном Мысе.
Всю неделю, пока длился тинг, люди жили в палатках на пригорке, прямо у берега; воздух звенел от смеха, детского плача и стука мячей, когда играли в лапту. В большую яму, в которой готовили пищу, постоянно подбрасывали сухие водоросли или рыбные кости, овечий помет и хворост – только чтобы поддержать огонь, зажаривая на нем рыбу и птицу. Лишь дважды добродушное подтрунивание переходило в открытую стычку. Однако Торстейну быстро удавалось остановить противников и продолжать тинг с тем же невозмутимым спокойствием и властностью, с которыми он вел себя на месте Лейва в Братталиде прошлым летом. В последний день тинга он сообщил всем остальным:
– Люди добрые, я готовлюсь к путешествию в Виноградную Страну, чтобы привезти домой тело моего брата и похоронить его в освященной земле Братталида. Пока я буду отсутствовать, Гудрид дочь Торбьёрна останется хозяйкой на Песчаном Мысе. В присутствии свидетелей я заявляю, что половина двора принадлежит Гудрид, а другая половина, которую я купил у Торстейна Черного, отойдет нашему ребенку, которого она носит под сердцем, – в случае, если я не вернусь домой. Если же ребенок умрет, то вся усадьба останется одной Гудрид. Считайте ее вдовой, если я не вернусь на Песчаный Мыс через две зимы, к концу лета третьего года. Пусть тогда Белый Гудбранд из Киккута поможет Торстейну Черному управиться с хозяйством Гудрид и ее ребенка. Каждый из людей на борту моего корабля получит равную долю того, что мы добудем в нашем путешествии. Если никто больше не желает высказаться и ни у кого нет больше жалоб, то на этом тинг окончен.
Праздничное бряцание мечей о щиты взволновали Гудрид, и она по-прежнему сожалела, что ей придется остаться дома.
Через несколько недель «Морской конь» был уже готов к отплытию, и Гудрид вместе с Торстейном сошла на берег, к мостику, который построили весной. Хавгрим ждал со швартами на борту корабля, а Эгиль держал в руках длинный шест, которым измеряют глубину, Гудрид повернулась к Торстейну, и тот обнял жену так беззаботно, словно отправлялся половить камбалу недалеко от дома.
– Дует попутный ветер, Гудрид: это хороший знак. Ты и оглянуться не успеешь, как я уже вернусь!
– Я буду ждать тебя здесь, на берегу, – улыбнулась Гудрид, высвободившись из его объятий. Что ей еще оставалось делать?
Она с головой окунулась в домашние хлопоты. Всем домочадцам было теперь ясно, кто хозяйка в доме, но Гудрид старалась не оттирать Гримхильд, потому что понимала, что та вела здесь хозяйство уже много зим – столько же, сколько миновало самой Гудрид от роду. Но она часто подумывала над тем, что в Западном Поселении, наверное, был большой недостаток невест, раз уж Торстейн Черный взял себе в жены женщину без разума, сострадания и рода, и которая к тому же была неряхой.