Сага о Гудрит
Шрифт:
Гнев был столь несвойственен Карлсефни, что Гудрид в испуге посмотрела на него. А он, слегка улыбнувшись, погладил ее руку.
– В похвалу Олаву могу сказать одно: он прекрасно понимает, какие богатства ждут его на Севере и на Западе. И как говорил Эрлинг, он так же хорошо осведомлен о том, чем я занимался в последнее время: он был единственным норвежцем, помимо Эрлинга, кто расспрашивал меня о Виноградной Стране. Королю нетрудно было догадаться, что шестьдесят человек, вдали от родных берегов, ничего не сумеют поделать с превосходящей их силой противника. Король наверняка сам уже подсчитал, во что обойдется ему отправка кораблей в Исландию
На дворе запели козьи рога, созывая людей к ужину. Карлсефни поднялся, расчесал расческой волосы и бороду и добавил:
– Сигрид сказала мне, что, если ты надумаешь встать с постели, я должен запретить тебе это. А если я притронусь к тебе прежде, чем ты поправишься окончательно, то она спустит меня с лестницы.
Гудрид не нашлась, что ответить, и когда Карлсефни был уже в дверях, она крикнула ему вдогонку:
– Понравился ли королю Олаву рысий мех, который ты привез ему в подарок?
Карлсефни вернулся к постели, позвякивая тяжелым кошелем, висящим у пояса.
– Я и забыл рассказать тебе об этом… Король отдал эти меха своим слугам, чтобы те подбили рысью один из его плащей. А когда я уезжал, он подарил мне чудесную галльскую уздечку и серебряные бубенчики для моего коня. А этот крест он передал в дар жене Карлсефни и родственнице Хьялти сына Скегги.
И он протянул Гудрид массивный золотой крест. На нем была высечена распятая человеческая фигура. Гудрид бережно положила крест на одеяло, затем сняла с себя цепочку с амулетом Фрейи и повесила на нее крест.
– Посмотрим, вместе они должны помочь нам! – довольно сказал Карлсефни и исчез в дверях. А Гудрид осторожно надела на себя цепь, взяла оставленную мужем расческу и причесалась. Внезапно она почувствовала облегчение. Приятная тяжесть двух драгоценных амулетов на шее придавали ей чувство надежности и уверенности. И если Карлсефни прав в том, что христианство победит старых богов, то следует поберечь себя. Но в то же время она не хотела отказываться от помощи Фрейи, когда будет этой ночью лежать в объятиях своего мужа!
Однако Карлсефни сдержал обещание, данное Сигрид. Он не трогал свою жену ни в первый вечер после возвращения домой, ни в последующие дни и недели. Он лишь легко целовал ее в щеку, укладываясь спать гораздо позже ее. Такая сдержанность смущала Гудрид, хотя она и понимала, что ей еще рано думать о новом ребенке, пока она не набралась сил. А может быть, Карлсефни больше не хочет иметь с ней детей…
Близилось Рождество, и Сигрид уже пекла круглые дрожжевые печенья из чудесной английской пшеницы и ячменя, собранного детьми после уборочной страды. Каждое печенье было украшено сверху фигурками из теста: то это была свинья с поросятами, то курица с цыплятами, а то и просто яичко. Прежде чем поставить печь печенья, Сигрид освятила очаг старым, добрым способом, и Гудрид дотронулась рукой до амулета Фрейи, висящего у нее на шее. И Фрейр, и Фрейя будут благосклонны к дому, в котором почитаются старые обычаи. Здесь не было места лицемерию, как в Элингарде. Но и христианский обычай был соблюден: на рождественский пир хозяева пригласили Эгберта-священника.
В первое воскресенье после Рождества пошел снег. Несколько дней подряд продолжался снегопад. И когда временами проглядывало солнышко, то все звуки на дворе казались приглушенными, доносящимися словно издалека. Слуги расчищали дорожки между домами, и Сигрид отправила детей смахнуть снег с рождественских снопов, которые были выставлены для духов земли. Она рассказала Гудрид, что Хозяин Холма, под той самой большой березой на дворе, вылизал всю миску с рождественской кашей, которую ему пожертвовали, и это хороший знак.
Благодаря толстому снежному покрову, лошади смогли дотащить до дома тяжелые бревна, ждавшие своего часа на берегу. Слуги суетились с раннего утра дотемна, а коробейники на лыжах шли от двора к двору со своим товаром, кашляя от холода, предлагая людям все, начиная от изюма и кончая шнурками для ботинок. На снегу виднелись следы разных зверей и птиц, и ежедневно Карлсефни и Гуннульв вставали на лыжи и уходили на охоту.
Глядя вслед удаляющимся к лесу фигурам, Гудрид испытывала чувство зависти. Ей никогда раньше не приходилось проводить столько времени взаперти. Когда же дети на дворе простудились и заболели, у нее прибавилось столько дел, что она и думать обо всем забыла. Оказалось, что это не простая простуда. На двор напал настоящий мор. Все начиналось как обычно, но к вечеру за столом раздался раздирающий, удушливый кашель, и Гудрид поняла, что это та же болезнь, которая унесла в могилу первенца ее родителей и от которой она сама едва не погибла. Сигрид тоже поняла всю серьезность положения. Удушье погубило двух ее дочерей шесть зим назад, и теперь она выспрашивала у всех, не умер ли кто-нибудь из соседских детей.
Тяжело заболел Снорри, и его положили внизу, вместе с маленькой Альвхильд и другими больными детьми. Гудрид спала на скамье рядом с их кроватью, постоянно вставала и варила им целебные отвары, помогая Сигрид ухаживать за больными. Однажды, поздно вечером, когда Гудрид сидела, держа в своих объятиях Снорри и в отчаянии думая, как тяжело приходится исхудавшему детскому тельцу, Сигрид сказала ей:
– Ты искусная целительница, Гудрид. Говорили, что ты знаешь сильные заклинания и тайные руны. И теперь, когда Снорри твой заболел и маленькая Альвхильд перестала узнавать меня, тебе надо прибегнуть к старым средствам. Это останется между нами…
Гудрид даже не стала выяснять, кто болтает о ней такие вещи. Она спрятала лицо в мокрых волосиках сына и закрыла глаза, а потом ответила:
– Я не умею колдовать, Сигрид, поверь мне. Я знаю только те заклинания, которым научила меня моя приемная мать, и еще христианские молитвы, которые читал мне отец для спасения души. И в последние дни я так часто повторяю их, что чувствую себя совершенно измученной.
– Я просто спросила, – медленно произнесла Сигрид.
Гудрид прилегла на скамью, и перед ее мысленным взором пронеслись события последних лет: рождение Снорри, таинственная женщина скрелингов, опять Снорри, играющий в траве в Виноградной Стране, Снорри, ведущий за руку Альвхильд и внезапно оставшийся один…
Она открыла глаза. У детской постели стоял Эгберт-священник, а рядом с ним – Сигрид и Гуннульв. Священник поддерживал рукой маленькое тельце Альвхильд и мазал ее лоб священным елеем. Девочка уже не дышала.
Снорри и остальные дети в доме пережили мор, но все еще продолжали кашлять, и Эгберт-священник разрешил им не соблюдать пост в этом году: и дети, и взрослые должны набраться сил.
К Пасхе Гудрид чувствовала себя уже настолько окрепшей, что смогла отправиться в церковь вместе со всеми. Худое лицо Эгберта-священника сияло радостью, пока он совершал мессу, и прежде чем благословить свою паству, он обратился к ним на норвежском языке: