Сага о Хелоте из Лангедока
Шрифт:
– Но почему?
– Не хочет встречаться с Отоном и остальными. Ему тяжело быть среди Народа. Ему тяжело показываться вождям.
– Я боюсь совершить какую-нибудь ошибку, – сказал Хелот.
– Может быть, мне лучше задать вопрос и получить на него ответ, Имлах?
– Может быть, – неопределенно ответила она и залпом осушила огромный кубок. – Может быть.
Хелот перевел дыхание и решился:
– Лаймерик – предатель?
– Избави Хорс от такого! – отозвалась она. – Как ты мог подумать! Нет, разумеется. Он проклят Демиургом за свою дерзость и непреклонность,
– ЧТО?
– Ах, милость небесная, чему тут ужасаться? Морган Мэган, сотворивший наш мир, – известный самодур. Нет ничего удивительного в том, что он кого-то проклял. Меня удивляет другое: почему он не проклял еще с десяток? Ведь не только Лаймерик посмел ему перечить.
– Иисусе... – прошептал Хелот. – Значит, этот маленький слуга имел мужество спорить с богом, а я считал его всего лишь...
– Вот поэтому мы и говорим, что дакини – низшая раса. Вы не умеете смотреть дальше очевидного. – Имлах налила себе и Хелоту еще эля. – Давай выпьем, Хелот из Лангедока. Пусть твой мальчик научится видеть глубже, чем ты. Он похож на одного из Народа. Кто родил его тебе?
– Мне? – Хелот машинально отпил из кубка. Этот эль был крепче и гуще, чем тот, что любили в Шервудском лесу, но тоже очень вкусный.
– Ты что-то путаешь, Имлах. Я даже не был знаком с его матерью.
– Разве он не твой сын?
– Конечно нет.
– Тогда почему ты так беспокоился о нем? Хелот растерялся. А Имлах продолжала свои расспросы:
– Как получилось, что он оказался твоим спутником? Разве дакини умеют беречь своих слуг? Разве у дакини вообще могут быть слуга?
– Вероятно, могут. У меня же есть.
– Но как вообще кто-то мог согласиться по доброй воле идти в услужение к дакини?
– Никто и не спрашивал его согласия. Я... – Хелот прикусил губу. – Я заплатил за него деньги, Имлах. Только и всего.
Она уставилась на него в недоумении:
– Как это «заплатил»? Ты что, купил живого человека?
Побагровев, Хелот кивнул. Он жалел, что не ответил великанше правду.
– А еще пытаешься уверить меня в том, что вы не низшая раса, – сказала она с горечью. – Нет, пока вы не изменитесь, быть вашему миру пусту. Вот и Морган Мэган так говорит. Он до сих пор свинцовые рудники вспоминает. Ведь Морган... – Имлах понизила голос и покосилась на барона, однако тот был увлечен кабаньей ляжкой. – Морган тоже дакини. Говорят, он совершил преступление, а потом открыл кровавые врата и ушел в Аррой... Про него много что говорят. Но каким бы он ни был, нельзя было так с ним обращаться. Там, на руднике, ему выбили половину зубов, а один глаз у него с той поры почти не открывается... Жестокий мир. Нет, пока вы не изменитесь, ничего доброго от вас не жди.
И она налила себе еще эля.
Теленн Гвад поднялся и громким воплем потребовал внимания. Гости постепенно замолкали, уставясь на барона неподвижными глазами.
– Обетная чаша! – взревел барон. – Принесите обетную чашу!
Он обернулся, но слуг не обнаружил. Тогда в пьяной голове барона произошло просветление и он указал на большой медный таз, стоявший посреди стола.
– Она здесь, господа! – провозгласил Теленн Гвад, ничуть не смущаясь. – И я хочу первым отпить из нее и дать обет. Итак... – Он взял таз обеими руками и поднес к своей огненной бороде. Хелоту показалось, что сейчас по жидкости побежит греческий огонь. – Клянусь, что найду настоящие барабант... брабан... как ты говорил, Хелот, какие кружева лучшие в мире?
– Брабантские, – улыбнулся Хелот.
– Во! – Барон обрадованно хлебнул вина. – Я найду для моей Имлах настоящие кружева! Ибо дама, сведущая и в чародействе, и в приготовлении кабанов, целиком зажаренных на вертеле, заслуживает самых драгоценных украшений.
И он передал чашу троллю Форайрэ. Тот заморгал всеми тремя своими глазами, но с места не двинулся, не вполне поняв, что от него требуется. Лоэгайрэ, сидевший рядом, сердито толкнул его локтем. Тогда Форайрэ встал и, смущаясь под множеством взглядов, произнес:
– Клянусь... починю крышу моему соседу Лоэгайрэ, ибо я ненамеренно сел на его дом нынче осенью и своротил трубу и десяток черепиц. Но я же не хотел! Я не нарочно.
И, показав в улыбке два торчащих клыка, тролль лакнул вина.
Лоэгайрэ отобрал у него чашу, но в руках не удержал и бухнул на стол. Затем вскочил и, вызывающе оглядывая сотрапезников, отбарабанил:
– Клянусь в будущем году отыскать алмаз, при виде которого Англай Алчное Сердце повесится на собственных кишках. И плюхнулся на свое место.
Один за другим клялись гости барона Теденна Гвада. Женщины обещали родить сыновей, мужчины – сокрушить много врагов и одолеть свои слабости, а великий друид дал обет постичь тайну березы и руны «Беркана», что и означает «береза». Поскольку это было очень редкое дерево в лесах Аррой, то все отнеслись к его обету с благоговейным трепетом.
Хелот лихорадочно соображал, что бы ему такого обещать. Давать невыполнимый обет он не хотел, а какие обеты выполнимы – ума не мог приложить. Но чаша неуклонно близилась к нему, и, когда Имлах, поклявшаяся изготовить зелье, способное исцелить малярийную лихорадку, сунула ему чашу, Хелот медленно встал. Все глаза обратились к чужеземцу. Он понимал, что выглядит довольно незначительным в толпе троллей и великанов. Даже младшие вожди Народа поглядывали на него с нескрываемым пренебрежением. Хелот обвел взглядом пиршественный стол, поднял обеими руками чашу и заговорил:
– Как есть я рыцарь из презираемой вами расы, то клянусь во всеуслышанье: я совершу то, на что вы не решаетесь. Много за этим столом говорилось о драконьем иге и о кровавых обычаях этого племени, наделенного разумом, но обделенного состраданием. Я даю обет избавить Народ от страха перед драконами. Я отправлюсь за реку Боанн и уничтожу дракона, ожидающего свою жертву. Я клянусь вам в этом.
И в гробовой тишине отпил из чаши вина.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ