Сага о Хродвальде
Шрифт:
— Этого не было — коротко сказал Бродди, в ответ на вопросительный взгляд ярла. Люди осторожно подходили к дыре, прячась за щитами. Поднявшись по каменистой насыпи первым, Хродвальд больше смотрел под ноги, чтобы не упасть, наступив на неустойчивые камень. Когда он поднял глаза, то увидел, что за проломом длинный неровный коридор, который отлого уходит вниз.
Нарви подошел поближе, не особенно, впрочем, показываясь из-за спины ярла, и кинул в пролом факел. Тот покатился по неровному полу вниз, все отдалялась и отдаляясь. Наконец факел зацепился за рваный выступ и остановился. Хродвальд прикинул, что до факела шагов сто. Ход был широким, при желании можно бы было
— Чота жена вспомнилась. После пятых родов. — хмыкнул Нарви.
Хродвальд медленно вошел в лаз. Нарви зажег еще один факел, и в его неверном свете ярл посмотрел на стены и пол. Неровные, со следами, похожие на те что оставляет на глинистой почве кирка…
— Когтями копали — заявил Бродди — вон туда посмотрите…
— Тихо! — сказал ярл, и прислушался. Громкий шорох, постукивание задетых неосторожной ногой камней. Шум шел со спины. Столпившиеся у входа в жутковатый тоннель люди резко развернулись. Несколько факелов полетело во тьму, и от огня шугнулись в стороны изломанные, длинноногие, ни на что не похожие тени.
Люди с облегчением выдохнули. Ну наконец то, видимый враг, на котором можно попробовать остроту своих топоров. Хродвальд растолкал воинов, вышел вперед, и укрепился на осыпающемся склоне как сумел. И подняв щит, отмечая центр строя, крикнул:
— Стена щитов! — справа от него встал Клепп, слегка перекрывая своим щитом щит ярла. Слева Айвен. К ним присоединялись остальные, выстраиваясь в тускло посвечивающую железом сквозь тьму, линию. Кто-то зажигал все новые и новые факелы, бросая их перед строем, и уже в не таящихся впереди врагов.
— Сзади тоже идут — крикнул Нарви.
— Вальдгард — крикнул Хродвальд обеспокоенно — возьми своих, и подержи их там, не дай выйти.
— Я помогу — сказал Веслолицый, почти одновременно с сухим щелчком тетивы. Судя по неприятному, нечеловеческому визгу, донесшемуся из прохода, Веслолицый попал. Тут начали стрелять остальные лучники, некоторые — горящими стрелами. Мелькающие в темноте твари визжали так, как бывает резко и тонко скрипит дверь на старых и ссохшихся деревянных петлях.
— Горят! — хохотнул Нарви, показывая на мечущиеся во тьме костры — Пахнет жаренным!
— Вкусно пахнет — согласился Хродвальд, и оглянулся, проверить как дела у Вальдгарда. Тот отрицательно помотал головой. Видимо Веслолицый хорошо попал, и больше подобраться к ним по проходу никто не рисковал.
— Кто там умный, кто саги знает? — крикнул Нарви, намекая на тех, кто вчера все пытался рассказ Хродвальда поправить и дополнить — Ну, тильбери это, или нет?
— Не знаю как у вас, а у нас их называют многоногами — вполголоса сказал Клепп, но Хродвальд его услышал. Ярл хотел переспросить у здоровяка, где это “у них”, но не успел.
Нечеловеческий визг заглушил голоса людей, и тильбери, перескакивая лежащие перед строем факелы, кинулись на тонкий строй людей Хродвальда.
Глава 20. Альтинг
Прошло две недели после охоты на тильбери, и Торвальд уже почти ненавидел Хродвальда. Спасало одно — скоро младший братишка уйдет. Либо на юг, либо под землю. То есть в поход на юг, или в поход на тильбери.
Шел первый день альтинга, и Торвальд, по праву конунга Фьорда Семи Битв, сидел за большим столом. По праву сиконунга за соседним столом сидел его брат, Вальдгард, присоединившийся к нему уже на альтинге. А Хродвальд сидел за дальним длинным столом с другими молодыми ярлами.
Альтинг всеобщее собрание. Но даже Браггихольм не может вместить всех свободных людей, поэтому в длинном доме, разделив столы по старшинству и силе, сидели только ярлы и конунги. Торвальд осторожно посматривал на соседей, и вел приличествующие разговоры:
— Бонды боятся будущего — веско говорил Торвальд, и все двенадцать конунгов слушали его придвинувшись. Ярлы бегали от стола к столу, хохотали и перешучивались. Бог был под стать молодежи — наигрывая на свирели, в такт переливам лир и флейт, он пританцовывал посреди чертога, медленно огибая древний дуб. Особенно заливистые трели волшебной свирели колыхали пламя в факелах, и заставляли дрожать кости внутри Торвальда. Но конунг не обращал внимание на это. Он уже привык. Правда, приходилось замолкать, когда Брагги хохотал. Хохот бога перекрывал не только шум в огромной палате с сотнями людей, но и заглушал мысли Торвальда.
— Мои бонды, некоторые из семей, которые служили еще моему деду, поддались на уговоры лукавого хирдмана, и хотели убить моего младшего брата! А потом и меня! — говорил Торвальд, и посматривал на остальных. Некоторые пренебрежительно усмехались, дескать конунг всегда пользуется уважением своих людей, а если нет, то возможно такой человек не может быть конунгом? Но так думали лишь некоторые, остальные хмурились и кивали. Торвальд продолжал.
— Все оттого, что они не видят, что могут оставить своим детям. Все хоть сколько то приемлемые земли уже заняты. Расчищать новые, труд для целых поколений. На лесных стадирах высевают пшеницу между деревьями. Что хуже, даже богатые, но старые стадиры, уже не приносят столько же урожая, как прежде. Земля истощается. Что еще хуже, беднеет и море, все дальше и дальше приходится уходить от берегов рыбакам, и все чаще они попадают в беду.
Конунги покивали.
— Тебе бы все прибеднятся, Торвальд — возразил один из конунгов — У тебя ведь нашли тильбери. Говорят, они вкусны и лекарственны! Или ты просто не хочешь пускать на свою землю наших охотников, и заграбастать все себе, а то боишься похудеть?!
У остальных алчно заблестели глаза. Торвальд ухмыльнулся:
— Но у каждого из вас есть чем поделиться. У кого то есть лес с дичью, у других луга, на которых можно выпасти много овец. У тебя под боком Тюленьи Острова! — обвиняюще ткнул пальцем в говорившего Торвальд — Может тебе пора поделиться? И, кстати, я разрешаю всем охочим людям идти на тильбери, с условием мира на моей земле.
Начавший склоку конунг примеряюще сказал:
— Нет, ты прав. Мой отец говорил, что тюленей стало добывать в два раза тяжелей чем при его отце. И боюсь сейчас, их в два раза меньше, чем при моем отце. Ну а при моем сыне они и вовсе кончатся.
Конунги обескураженно замолчали. И задумались. Торвальд самодовольно посмотрел на них. Заглотили наживку, теперь надо подсечь. Конунги словно не знали, что едва воины не то что уйдут в море на драккаре, а просто скроются за ближайшим утесом, как тут же власть конунга над ними кончается. Пусть они высылают своих охочих людей для промысла тильбери. Торвальд поставит для них заимки, а они пройдутся частой цепью по его диким лесам, выловят там всю нелюдь и нежить, да и тильбери заодно. А если дело затянется, на год или на два, то его большой стадир, контролирующий вход в Фьорд Семи Битв, превратится в большую торговую деревню. Потому что все, что только они будут есть и носить, чем охотиться и строить, все придется им привозить. Торвальду было выгодно, если бы множество новых людей поселились у него, но не среди бондов, а в дикой чаще. А теперь он еще и выставил это, словно добрососедскую уступку.