Сага о Первом всаднике. Время проснуться дракону
Шрифт:
Пользуясь моментом, девочка прикрыла ладошкой свечу и перебежала открытое пространство от угла дома до ворот конюшни. Откинула щеколду и, не открывая широко дверь, протиснулась внутрь.
Вот они коники! Только внутри уже темень полная – ничегошеньки не видать. Малышка повыше подняла свечу и двинулась по проходу.
Денники, расположенные с правой стороны, ее не интересовали – там все лошадки давно знакомые. В крайнем от входа Жабок стоит, старый и трудолюбивый коняга – в плуг да в телегу его запрягают. А прозван так за кряжистость свою и цвет неопределенный, серо-бурый
В общем, двинулась она вдоль левой стороны.
В начале ряда низкий загончик для осликов. Между досками, шумно шмыгая мягкими ноздрями, тут же просунулись две мохнатые головы, в надежде на угощение.
– Вы похожи на Дэйя и Тэта – такие же губастенькие и вечно голодные, – хихикнула Вальса, проводя рукой по тянущимся к ней мордам. Этих она совсем не боялась – они старые знакомцы. Но сегодня хлебушек не для них припасен.
Малышка проходит дальше, поднимая вверх свечу, но кроме неясного силуэта за дверью денника ничего не видит.
– Коники… хорошие коники… вкусную корочку дам! – старается она дозваться лошадей, доставая хлеб из кармана, но те тихонько фыркают, а близко к загородке не подходят.
Вот беда-то! Если отойти подальше, то маленького круга света, что дает свеча в руке, явно не хватает. А если подступить поближе, то упрешься носом в доски двери – роста маловато.
Тут девочка замечает старый пивной бочонок, стоящий посреди конюшни возле центрального столба. Его обычно отец как табурет использует, когда подпругу или уздечку чинит.
Тяжелый! Вальса уперлась ногами в пол и перевернула бочонок на бок. Вроде и не далеко катить, но на каждой неровности пола бочка норовит направиться не туда. Но упорства, подпитанного обидой, девочке все-таки хватает, чтоб докатить ее до денника одной из новых лошадок. Пыхтя и напрягаясь из последних сил, она ставит бочонок на попа. А отдышавшись, лезет на него – в одной руке свеча, а в другой ломоть хлеба.
Утвердившись сверху, Вальса поднимает повыше свечу и… то, что происходит дальше, для самой девочки запомнится, как самый худший кошмар в ее жизни, длиною в целую вечность. Но на самом деле все случившееся длиться не более нескольких минут!
Вздернутая вверх детская мордашка оказывается прямо под нависшей над ней здоровенной лошадиной головой, а пламя свечи в непосредственной близости от бешено вращающегося и сверкающего отраженным светом глаза животного.
Напуганный близким пламенем конь начинает ржать и вскидывается всем своим громоздким телом, пытаясь встать на дыбы.
От неожиданности девочка отшатывается назад и падает с бочонка. От удара она выпускает из рук свечу, которая откатывается и тухнет, погружая конюшню во мрак.
Взбешенный конь продолжает громко ржать и биться в загородку.
Ошарашенная случившимся, напуганная, с болью в спине, малышка не сдерживается и ударяется в слезы. Почему-то, опять ужасно горячие, они жгут ладошки, и Вальса с ожесточеньем трет руки о подол платья.
Дальше происходят совсем уж непонятные и пугающие вещи: от ткани вдруг начинает тянуть паленым, и, вроде как, откуда-то снизу появляется свет. Девочка отрывает руки от платья, пытаясь их разглядеть, и на мгновение слепнет от яркого пламени, которое прорывается на поверхности ладоней, подобно проблескам на затухающих углях. В испуге малышка падает на колени, стараясь о земляной пол сбить огненные язычки, но задевает рассыпанную солому, которая тут же вспыхивает.
В еще большей панике Вальса вскакивает и топчет огонь ногами, но он убегает от нее к целой вязанке, жадно заглатывает ее и сразу же голодно набрасывается на деревянную стойку. Через мгновение в конюшне уже светло, как днем, а от ржанья и грохота копыт, бьющихся в закрытых денниках лошадей, закладывает уши.
– Коники… коники… – подвывая от страха за лошадок, Вальса мечется по горящей конюшне.
Платье на ней самой тлеет – черный дымный хвост стелется за ее ногами, но это, почему-то, уже совершенно не пугает девочку, ее волнуют только лошадки, попавшие в западню.
Она пытается открыть одну из дверей, но бьющийся внутри конь ударяет по ней копытами – полуоткрытая щеколда вылетает, а деревянная дверка, распахиваясь, отбрасывает малышку через проход, и она всем тельцем налетает на столб подпирающий крышу.
Звуки отдаляются, огонь тускнеет и наваливается густая глухая чернота. Только как бы издалека слышится чей-то крик: «Коники… коники…»
Настойчивый стук в дверь выдергивает Вальсу из болезненных воспоминаний.
– Войдите, – кидает она в сторону, а сама тем временем быстро поднимается и отодвигается от еще тлеющего очага. В последний момент, когда дверь уже в движении, прячет руки за спину, укрывая от постороннего взгляда опаленные рукава.
В общем-то, этого можно было и не делать – в открытую дверь ступил только лишь слуга, пришедший звать молодую госпожу в библиотеку, где ее ожидает хозяин. А они тут, в этом странном доме, и сами все странные – ходят, голов не поднимают, в глаза не смотрят и без великой нужды, или приказа дядюшкиного, и не разговаривают. Так что, скорее всего, он и не обратил бы внимания на подпаленную рубашку.
Но привычка – великое дело! Еще много зим назад Тэт ее поучал – то, что можно скрыть – лучше взрослым и не показывать:
– Меньше будут знать – крепче станут спать. И тебе, мелкая, проблем меньше! – втолковывал он. А по наблюдениям самой Вальсы за жизнью старших братьев выходило, что так оно и есть.
Что ж… слезы высохли, злость прошла, внутренний огонь успокоился. А на трезвую голову и мысли разумные приходить стали. Да и воспоминания о первом проявлении Дара пришлись кстати, напомнив девушке о том, что, хоть и прошло с того случая уже десять зим, но лучше управлять она им так и не научилась. И здесь она именно для того, чтоб обуздать дарованную ей силу и не подвергать больше близких опасности. Да и надо извлечь хоть какую-нибудь пользу для себя из сего дара.