Сага о живых кораблях
Шрифт:
Фористер кивнул в сторону сенсоров, и Нансия молча открыла перед ним дверь. Пока он шел по коридору обратно, она негромко уведомила его:
— Полион де Грас-Вальдхейм просит оказать ему милость и поговорить с ним наедине.
— Ну конечно, просит! И, я полагаю, ты думаешь, будто мне следует принять всерьез предупреждения Блэйза и настоять на присутствии Микайи в качестве моего телохранителя на время этого разговора?
— Я думаю, ты вполне можешь присмотреть за собой сам, — ответила Нансия, — особенно если учесть,
— Тем лучше, — промолвил Фористер. — Я не собираюсь тратить на него много времени. Если все будет в порядке, то наш разговор с ним закончится в тот момент, когда прозвучит твой предупредительный сигнал перед входом в сингулярность. Но меньшего я для него сделать не могу. Если я пришел к Блэйзу, то должен также прийти и к каждому, кто этого потребует.
Когда Фористер вошел, Полион лежал на койке, заложив руки за голову. Он повернул голову на мягкий звук открывающейся дверной диафрагмы, вскочил на ноги и сомкнул пятки с уставной четкостью, которая почти разозлила Фористера.
— Сэр!
— Я не являюсь вашим старшим офицером, — спокойно сказал Фористер. — Не нужно щелкать передо мной каблуками и отдавать салют. Вы хотели мне что-то сказать?
— Я... да... нет — я думаю, нет, — ответил Полион. Синие глаза его смотрели затравленно; он отбросил выбившуюся прядь золотистых волос со лба. — Я думал... но он был моим другом... я не могу этого сделать. Даже для того, чтобы облегчить собственный приговор... нет, это невозможно. Извините, что напрасно побеспокоил вас, сэр.
— Я думаю, — мягко произнес Фористер, — что вам, мальчик мой, лучше будет рассказать мне все. — Трудно было опознать в стоящем перед ним измученном молодом человеке того монстра, что превратил Шемалийскую тюрьму в ад для живых. Возможно, у Полиона было какое-то объяснение, какая-то история о других, участвовавших в создании этой зловещей системы производства?
Фористеру потребовалось добрых пять минут, чтобы успокоить чрезмерную щепетильность Полиона, и все это время он с нетерпением ждал предупредительного сигнала о приближении к точке сингулярности. Наконец ему удалось выудить из Полиона имя.
— Это Блэйз, — жалобно промямлил Полион. — Ваш племянник. Мне очень жаль, сэр. Но... ну, пока мы играли в «Разбросанных», он похвастался мне, как ему удалось втереть вам очки, убедить вас, что он совершенно ни в чем не виноват...
— Не совсем так, — поправил Фористер. — Он действительно продавал поставки ПТП на черном рынке. Это обвинение будет выдвинуто против него, когда его будут судить на Центральных.
Полион кивнул. Его лицо так и сохраняло страдальческое выражение.
— Да, он сказал мне, какую историю поведал вам. И тогда я подумал... если бы вы только знали... возможно, мне следовало выдать эти сведения в обмен на сокращение моего срока...
— Какие сведения? — резко спросил Фористер.
Полион покачал головой:
— Неважно. Это не имеет значения. На моей совести и так лежит довольно, — заявил он, поднимая голову и глядя в стену с выражением благородного упорства, которое Фористера чрезвычайно раздражало. — Я не добавлю к свои преступлениям еще и донос на друга. Все на этом мини-кристалле... ладно, неважно.
— И что именно, — спросил Фористер, собрав остатки терпения, — предположительно, записано на этом кристалле? — Черный блестящий многогранник в руке Полиона казался мрачным и непостижимым, словно глаз древнего бога какой-нибудь инопланетной расы.
— Запись того, как Блэйз действительно нажил свое состояние, — ответил Полион. — Это все здесь... он думал, что спрятал все следы, однако мне было достаточно сетевых связей, чтобы найти записи. Вы же знаете, я умею обращаться с компьютерами, — добавил он с наивной мальчишеской гордостью. — Но когда я просил его сказать вам правду, он только посмеялся надо мной. Сказал, что убедил вас в его невиновности и что не видит причин менять ситуацию. Именно тогда я подумал... Но нет. — Полион отвернулся и протянул мини-кристалл Фористеру: — Мне не нужны никакие поблажки.
Фористер почувствовал головокружение, как будто они уже вошли в сингулярность. Именно поэтому Блэйз так настойчиво пытался убедить его не разговаривать с Полионом? Он хотел, чтобы Полиона держали усыпленным всю дорогу до Центральных, и придумал эту дурацкую историю относительно того, что Полион использовал игру в «Разбросанных» для составления какого-то заговора. Но какая польза в том, чтобы заставить Полиона молчать в течение двух недель, если его показания — какими бы они ни были — так или иначе всплыли бы на суде?
— Просто... просто возьмите это. И прочтите. А потом храните в надежном месте — или сотрите, если решите все скрыть, — продолжал Полион. — Мне все равно. Я просто хотел отдать это... кому-нибудь честному. — На последнем слове его голос дрогнул, и Фористеру показалось, что в глазах молодого человека заблестели слезы. — Бог знает, я вряд ли смогу использовать это в свою защиту. Возьмите это. Вы знаете, что делать с этой информацией.
— Что на этом кристалле?
Полион снова покачал головой:
— Я не... не могу вам сказать. Идите и прочтите это сами, в приватной обстановке. Просто бросьте в любой корабельный считыватель и просмотрите информацию. А потом уж вам решать, что с ней делать. Я не хочу, — почти яростно произнес Полион, — не хочу получить от этого какую-либо выгоду, вы понимаете? Скажите, что эти сведения у вас из какого-то другого источника. Или не говорите, где вы их взяли. Или просто уничтожьте их. Делайте что хотите — теперь это, в конце концов, не на моей совести!