Сахарный кремль
Шрифт:
Оставшийся в одних черных трусиках Петруша устало потянулся, зевнул и прошлепал в ванную. Здесь уже шумел кран, наполняя ванну пенящейся водой. Петруша с удовлетворением заметил, что робот добавил в воду не надоевший «Яблоневый сон», а «Сказку Семи Морей». Он стянул трусики, перевалился через край ванны и бултыхнулся в воду.
Пена пахла морем. Петруша сразу утонул в ней. Теплая вода, бурлящая вокруг его маленького, уставшего тела, была восхитительна. Выпитая водка распускалась в желудке горячим цветком.
— Ништяк… — выдохнул Петруша
В ванную въехал Егорр с зажженной сигаретой «Родина». Не открывая глаз, Петруша приоткрыл накрашенный алым рот. Робот вложил в него сигарету, развернулся и замер с пепельницей. Петруша с наслаждением, глубоко затянулся, выпустил из ярких губ струю дыма. Столкнувшись с дымом, пена недовольно затрещала. Петруша снова затянулся, промычал. Робот взял у него сигарету. Петруша со стоном наслаждения схватил свой алый нос, отлепил, швырнул на пол. Потом принялся смывать грим с лица.
Смыв все, он снова открыл свой маленький рот с тонкими, бледными губами. Робот вложил в него сигарету. Вода перестала течь. Петруша курил, расслабленно лежа в ванне и глядя в темно-синий потолок с приклеенными блестящими звездами. На выступлении все прошло гладко, он скоморошил и плясал, как всегда лихо и легко, с «огоньком», вертя «веретёнко», ходя «кочергой», «уткой», «метелицей», «рябчиком», «щукой», «самоваром», «Ванькой-встанькой», а уж когда проходился «американцем» с жопным присядом, весь Внутренний Круг, собравшийся в Грановитой палате, одобрительно хлопал и свистел, а князь Борис Юрьевич Оболуев дважды кинул в Петрушу золотым.
— Два золотых и серебра… рублей на десять… — пробормотал он, вспоминая и разглядывая звезды.
— Чего изволите? — спросил робот.
— Ничего, — Петруша стряхнул пепел в пену. — Дай-ка еще водочки.
— Слушаюсь, — робот открыл живот.
Петруша вынул из него рюмку, опрокинул себе в рот, отдал роботу.
— Фух… хорошо… — пробормотал он, переводя дух и затягиваясь.
— Хорошо то, что хорошо кончается, — проговорил робот.
— Точно, — закрыл глаза Петруша, откидываясь на пластиковый подголовник. — Собери-ка мне поесть. Только не грей ничего.
— Слушаюсь.
Робот уехал. Петруша докурил, сплюнул окурок в пену. Встал, включил душ. Сильные струи воды ударили сверху из широкой розетки. Петруша ссутулился, скрестил руки на гениталиях. Потом распрямился, задрал голову, подставляя лицо под струи. Ему стало совсем хорошо, усталость утекала вместе с водой.
— Ну вот, — он выключил душ, вылез из ванны.
Снял с низкой вешалки махровый халатик, надел, влез на деревянную лесенку, стоящую перед раковиной, глянул на себя в зеркало: широкое лицо с маленькими, подзаплывшими глазками, курносым носом и маленьким, упрямым ртом. Он взял с полки расческу, зачесал назад редкие волосы песочного цвета.
— Ну вот, — повторил он и показал себе острый язычок с белым налетом. — Будь здоров, Петруша!
Слез враскачку с лесенки, вышел в гостиную. Там Егорр уже заканчивал накрывать на стол.
— Как дела? — Петруша шлепнул своей теплой, белой после ванны ладошкой Егорра по его вечно холодной пластиковой заднице.
— Как сажа бела, — ответил тот, расставляя закуску.
— Осве-жить!
— Слушаюсь.
Петруша достал из Егорра рюмку, отпил половину, подцепил на вилку соленый рыжик, отправил в рот и зажевал. Затем допил рюмку, взял рукой соленый огурец, сел за стол и захрустел огурцом. Перед ним стояли тарелка с нарезанными роботом вареной и копченой колбасами, плошка с баклажановой икрой и не очень аккуратно открытая банка килек в томатном соусе. В центре стола стоял сахарный Кремль. Все двуглавые орлы и часть стен уже были съедены Петрушей.
— Новости? — спросил он.
— Новостей нет, — ответил Егорр.
— Это хорошо, — кивнул Петруша, взял кусок черного хлеба и с жадностью набросился на еду.
Ел он быстро и с явным усилием, словно работал, отчего голова его вздрагивала, а мускулы лица яростно ходили под бледной, нездоровой, измученной гримом кожей.
— Освежить! — приказал он с полным ртом.
Робот покорно распахнулся.
Выпив четвертую рюмку, Петруша сразу сильно захмелел и зашатался на стуле. Движения его ручек стали неточными, он опрокинул банку с кильками, и отломив хлеба, принялся вымакивать пролитый соус со стола.
— Из-за леса-а-а, скажем, из-за го-о-ор, — запел он, подмигнув роботу.
— Выезжа-а-ал дядя Его-о-о-ор, — сразу ответно подхватил робот.
— Он на сиво-о-ой да на теле-е-еге, — пропел лилипут, икнув.
— На скрипу-у-учей лошади-и-и-и, — пропел робот.
— Да и-го-го-го-го-да! — запели они вместе.
Петруша захохотал, откидываясь назад и роняя вилку. Сжимая в руке хлебный мякиш с вымаканным соусом, он скрипуче похохатывал, раскачиваясь. Робот стоял, помигивая синими глазами.
— Освежить! — тряхнул головой Петруша.
Пластиковый живот распахнулся. Петруша взял рюмку, отпил, осторожно поставил на стол:
— Ну вот…
Перевел плавающий взгляд маленьких глазок на робота:
— Как стекло во множественном числе?
— Вдребезги! — ответил робот.
— Молодец, — икнул Петруша. — А как дела?
— Как сажа бела!
— Мо-ло-дец! — простучал Петруша кулаком по столу.
Недопитая рюмка опрокинулась.
— Фу ты, жопа-антилопа… освежить!
Робот распахнулся. Маленькая ручка вынула из него рюмку водки. Плавающие глазки заметили сахарный Кремль:
— Так.
Он влез на сиденье стула, встал, потянулся к Кремлю, почти ложась на стол. Дотянувшись, отломил зубец от кремлевской стены, сунул в рот, полез назад, попал ладошкой в колбасу. Сел с размаху на стул, громко захрустел сахаром:
— И как ммм… у нас дела?
— Как сажа бела.
Петруша дробил зубами зубец кремлевской стены.
— Вот что, Егорро, — задумался он, — дай-ка ты мне…