Сам без оружия
Шрифт:
– Когда начнем?
Капитан с сомнением посмотрел вокруг. План предусматривал небольшой конфликт кого-то из гостей с японцами. Тогда можно под шумок и портфель отобрать. Но только не в зале. Надо как-то убрать их отсюда и развести по сторонам. Как?
К офицерам подошла Диана, сопровождаемая Зинштейном и молоденьким подпоручиком. Офицер бросал на девушку столь страстные взгляды, что Щепкин едва сдержал улыбку. Бедный Ромео, он не знает, что вместо Джульетты влюбился
в Екатерину Медичи. Лучше бы уж ухлестывал
Капитан посмотрел на подпоручика еще раз и вдруг понял, как можно вывести ситуацию из тупика. Не шедевр, но почему не попробовать?
Он кивнул подошедшим, отозвал ротмистра в сторону и быстро объяснил план. Гоглидзе покрутил ус, покивал и исчез в толпе.
Минут через двадцать японцы покинули стол и вышли в соседнее помещение. Здесь к ним подошли Дарья Бурлакова, руководитель театра и еще несколько человек, среди которых были француз и Джек Браун.
Француз и начал разговор, представив Дарью японцам, а потом сказал, что певица планирует гастроли по Дальнему Востоку и, возможно, захочет поехать в Маньчжурию. Не подскажет ли господин дипломат, как лучше организовать это дело и может ли быть вообще интересно выступление русской певицы там?
Идзуми охотно поддержал разговор, высказал несколько комплиментов таланту певицы и предложил взять на себя устройство гастролей с японской стороны. И вполне определенно заявил, что, конечно, выступления Дарьи пройдут с большим успехом. Ее красота и вокальные данные тому гарантией.
Потом, извинившись, Идзуми пошел к выходу, оставив с певицей и ее спутниками своего секретаря и советника Горо.
В это же время в другом конце зала прилично перебравший, но еще уверенно стоящий на ногах купец Жаров слушал рассуждения офицеров: действительно ли японцы увезут Бурлакову с собой и не останется ли та после гастролей в Японии. Мол, узкоглазые хоть и азиаты, но в русской красоте понимают. И такую яркую особу, как Дарья Бурлакова, не пропустят.
Жаров вновь налился краской, а тут еще кто-то из промышленников средней руки с насмешкой бросил:
– И тогда не видать тебе, Никита Ерофеич, Дарьюшки, как ушей. Японец-то тощ и стар, а тебя побил. Как есть побил…
Купец повел красными глазами на промышленника, захрипел, шарахнул кулаком по столу:
– А тебе, Виктуар, не видать кредита, как бог есть!
Промышленник закашлял, махнул рукой, но вымолить прощение у Жарова не успел. Хлопнув еще рюмку водки, Жаров направился в соседнее помещение, откуда отчетливо доносился заливистый смех Бурлаковой.
Щепкин, совершая променад по залу и соседним помещениям, сумел незаметно подойти ближе к Кинджиро и Горо, стоящим в большой компании. Там шел разговор на тему искусства в России и в Японии. Капитан ловко сманеврировал, обогнул столик и нечаянно задел локтем проходившего мимо официанта. Тот едва не уронил поднос, неловко качнулся и толкнул в спину Кинджиро, а стоявшего рядом офицера в плечо. Возникла небольшая заминка с огорченными восклицаниями, ахами и охами. Официанта грубовато поставили на ноги и велели исчезнуть. Офицер и один из гостей стали извиняться перед Кинджиро, тот вежливо отвечать, кланяясь и прижимая левую руку к груди. Дарья Бурлакова огорченно ойкала.
И никто не обратил внимания, что Щепкин, играя роль еще одной невинной жертвы столкновения, в короткий миг успел ладонью подбить портфель под днище.
Он тут же отшагнул назад, спрятался за официанта, а потом поспешил прочь из помещения. Следовало срочно остановить Гоглидзе и выйти в зал подальше от японцев. Но было уже поздно.
Гоглидзе возник у другого входа в помещение, встал неподалеку, взял со столика бокал с шампанским и поймал взгляд Щепкина. Капитан не успел дать знак «стоп», когда в помещение буквально влетел Жаров и, сметая все на своем пути, направился к японцам.
Следом за ним шли пять или шесть человек из гостей. Среди них были как прихлебатели купца, так и его противники. Все ждали развязки, зная вздорный и взрывной характер Жарова и его полное неумение отступить в сторону. Не зря в городе купец носил прозвище Бык. Тот, который норовит проломить стену, но не идти в ворота.
Жаров сразу увидел Бурлакову и двух японцев, что стояли рядом. Вокруг толпились люди, но купец не обращал на них внимания. Улыбку на лице Дарьи он тоже узрел, раздул ноздри, наклонил вперед голову, став и впрямь похож на разъяренного быка. Раздвигая плечами гостей, пошел вперед. Кто-то, недовольный толчком, возмущенно воскликнул, кто-то отступил, не желая связываться со злопамятным богатеем.
Жаров бесцеремонно отодвинул директора театра, подвинул француза, смазал взглядом Бурлакову и проревел:
– Что, своих баб не хватает, на наших заритесь? Сахалин отняли, Порт-Артур отняли, теперь и баб подавай? Накося выкуси!
Он сунул под нос Кинджиро сложенные дулей пальцы. Тот отстранился, брезгливо отодвинул руку купца от себя и на плохом, но вполне понятном русском произнес:
– Я не панимаю, что вам нада?
– Не понимаешь, обезьяна?
– Никита Ерофеич, опомнитесь! – воскликнул кто-то. – Непотребное творите! Гостей обижаете! Что о нас подумают…
– А мне плевать, что подумают! – рявкнул Жаров. – Пусть своих понужают, а к нашим не пристают!
– Как вы смеете?! – вскричал подошедший поручик в форме артиллериста. – Оскорблять женщину? Да я вас…
Поручик вышел вперед и грудью заслонил певицу, а Жаров с поразительной ловкостью махнул рукой и угодил кулаком в челюсть офицера. Удар у купца вышел на славу, офицера унесло к столу. Жаров повернулся и махнул еще раз, желая врезать японцу.
Кинджиро легко уклонился, сделав маленький шажок назад. Кулак купца просвистел перед ним.