Сам-семьсот, или Повесть о трех фантазерах
Шрифт:
Слава спросил у деда Кирилла, в каком месте Озеро ближе всего подходит к Клюквинским полям.
— А Михайлова заводь! — ответил дед.
Так Слава и предполагал: конечно же Ондатровая лагуна!
— А пешком от нее в Клюквину можно пройти? — спросил он.
— Отчего же нельзя, — сказал дед. — Клюквинские туда, к заводи, все года на покосы ездили. Лесом, обочь болота. А тебе это зачем?
— Да так просто, — ушел от ответа Слава. — Интересно.
А часа через полтора он уже был в Ондатровой лагуне. Отталкиваясь от илистого дна веслом как
Ту поляну он узнал не сразу. Месяц назад она пестрела яркими цветами. Сейчас цветы были скошены вместе с травой, и посреди поляны стоял золотисто-бурый стог сена.
Но солнце светило так же ярко, а лес по ту сторону поляны казался таким же сумрачным и жутким.
Слава не без стыда вспомнил, как вообразил он тогда себя Джимом Хокинсом на острове Сокровищ, как отважно вошел он в дремучую чащу вон возле той огромной двуглавой ели, как, ожидая с минуты на минуту встречи с пиратами, пробирался через груды валежника и поваленные бурей деревья, пока не набрел на следы. Пираты! А вокруг — черные стволы вековых елей, рогатые выворотни, бурелом…
Не помня себя от страха, мчался он назад, к солнечной полянке…
Сейчас он собирался сразу пойти по дороге в сторону опытного поля. Но передумал. Захотелось еще раз испытать себя.
Возле двуглавой ели он свернул в чащу. Прошел шагов триста по диковатому лесу, пока не набрел на цепочку лосиных следов, а затем спокойно, не оглядываясь, вернулся на поляну.
Немножко все-таки было жутковато. Ну, так ведь немножко…
Дорога время от времени меняла направление. То влево свернет, то вправо. Чтобы не заблудиться, Слава поглядывал на солнце, лучи которого едва пробивались сквозь густые кроны елей.
Он бежал вприпрыжку, а комары тучей следовали за ним, победно трубя и жаля во все открытые места. А поскольку он отправился в путь, как обычно в жаркий солнечный день отправлялся в плавание, в одних трусах, кепочке и сандалиях, то комарам было полное раздолье. Ветка, которой он обмахивался, помогала совсем мало.
Вот в дорожную колею влилась еще одна. Затем еще и еще. И вот он уже бежит по широкой разъезженной дороге.
А потом эта дорога вдруг раздвоилась. Слава в замешательстве остановился на развилке, продолжая крутить веткой, как пропеллером. Куда теперь?.. Небо заволокло пеленой облаков, и где теперь солнце — не разберешь…
Вот когда Слава пожалел, что не догадался перерисовать схему клюквинских полей. Хотя бы тот ее угол, где опытное поле, болото и часть лагуны. Там, на схеме, и дороги были обозначены, и границы лесов. Сейчас бы как все это пригодилось!
Слава побежал по правой дороге и вскоре выскочил на покосы — цепочку лесных полянок со стогами сена. Дорога перебегала от полянки к полянке, через перелески, выписывая немыслимые загогулины, и вскоре Слава вконец запутался. Поди разберись теперь, в какой оно стороне, опытное поле!
На одной из полянок он остановился, не решаясь идти дальше. Куда теперь — вперед или назад? Неизвестно, что бы он стал делать, если бы не комары. Продолжая отмахиваться от них веткой, Слава заметил, что от ветки по его груди и ногам скользит едва заметная тень. Тогда он приставил ветку черенком к раскрытой ладони, и тень от черенка легла на ладонь. Вот и компас!
Времени сейчас было, наверное, около трех часов. Значит, вон там север, а там — юг…
Он не мог бы сказать, сколько еще он шел и бежал, нещадно кусаемый комарами, — через лес, через овсяное поле, снова через лес и опять через поле. И опять через лес…
До вечера было еще далеко, когда дорога вывела его к речке с поросшими густым ольховником невысокими берегами.
Слава перешел через речку. В самом глубоком месте вода едва доходила до пояса. Оглянулся и чуть не вскрикнул от радости, увидев знакомую картину: выбегающую прямо из воды и взбирающуюся на пригорок дорогу. Здесь они с Ромкой и Борисом Васильичем переправлялись вброд, когда ехали сеять богатырскую рожь. А потом… и с Евгением Николаевичем. На «уазике», задним ходом. Вон под той ольхой сидел рыбак, который кричал им, что тут не переехать на машине…
Пришлось опять переходить через речку. Поднявшись на пригорок, он смело двинулся краем леса. И вот немного погодя, когда лес отступил от дороги, Слава увидел опытное поле.
Вон оно какое!.. Рожь. Богатырская. Вон она какая..
Сперва она показалась очень высокой. Когда, раздвигая руками колосья, Слава вошел в нее, рожь оказалась выше его головы. До некоторых колосьев надо было дотягиваться рукой и даже привставать на цыпочки.
Но колосья и листья уже начинали желтеть. А это значит, что рожь больше не растет Какая она сейчас есть, такой и останется до конца, пока ее не уберут. Вот уж богатырская: пешего взрослого и то не скроет, а что говорить о всаднике…
Выходит, наврал все же Ромка!
Славе стало так обидно — прямо спасу нет. Что он скажет Игорю и Вальке? Что показывать им станет? Ну, Ромка!..
«Все растет и растет!.. Все выметываются новые колосья!..»
Выросла, как же!
Слава выбрал куст, который был погуще, и, присев на корточки, сосчитал в нем колосья. Четырнадцать.. А в соседнем кусте вдвое меньше, всего только семь. А Ромка заливал, что по двадцать восемь… Болтун яичный!
Выйдя на дорогу, он придирчиво оглядел поле со стороны.
Если, конечно, не называть эту рожь богатырской, то, может, она и не такая плохая. Вообще-то Слава такой еще не видел. Чтоб была выше его ростом. Может, это даже и хорошая рожь. Но только какая же она богатырская? Самая обыкновенная.
Зачем же Ромке понадобилось врать? Вот чего Слава никак не мог понять. Сказал бы как есть.
«Все растет и растет…» А может, неделю назад, когда Ромка приезжал на Озеро, она и правда еще росла? Может, Ромка и не врал? Но от этой догадки на душе нисколько не полегчало. Пусть Ромка и не наврал, а сам-то он. Слава, все равно окажется трепачом!..