Самая долгая ночь

Кайзер Грег

— Я предупредил тебя. Не пори горячку. Если Лански узнает, будешь кусать локти, но поздно, — ответил Маус. — А он точно узнает.

— Ты пытался продырявить меня насквозь, ты и твой чертов фриц! — словно труба иерихонская прогромыхал Спарк, и его трубный глас заглушил собой даже пулеметную очередь.

Маусу всегда не давал покоя вопрос, сумеет ли он в последние мгновения жизни держать глаза открытыми или все же зажмурится. Глаза его оставались открытыми, хотя и слегка прищуренными. Но секунды шли, а Спарк так и не запустил руку в карман пиджака,

и не дал сигнала своим подручным. Он снова задумался, и, похоже, мысли как пчелы роились в его круглой, как котел, голове.

— Джек, нам пора сваливать, — напомнил ему ганеф по имени Барри. — Парни из УСО сказали, мол, всего двадцать минут, или ты забыл? В этой луже полно немецких подлодок.

— Я, кажется, сказал тебе, заткнись! — снова рявкнул на него Спарк, а сам повернулся к Маусу. — Немчура сейчас не осмеливается сунуть сюда нос, но стоит нам свалить отсюда, как они будут тут как тут. Верно я говорю?

— Что… — вновь подала голос Река.

— Томми, помоги ей заткнуться, если она снова откроет рот, договорились?

— Понял, Джек, — отозвался Томми и нацелил на Реку свой «стэн».

— Что тебе нужно, Джек? — спросил Маус.

— Ты думаешь, я просто так притащился в такую даль? Я здесь потому, что хочу получить мои законные три тысячи за это путешествие плюс причитающийся мне кусок.

И Маус понял. За эти три недели он совершил столько сделок, что все моментально понял.

— Все, что ты хочешь, Джек, — ответил он.

— И сколько же у тебя, Маус, осталось деньжат твоего лилипута? Признавайся, — Спарк улыбнулся своей противной улыбочкой.

— Двенадцать тысяч фунтов, — честно признался Маус. — Они твои, при условии, что мы посадим этих людей в лодки, — он помахал рукой в сторону пирса.

— Сколько ты даешь за каждого жида? — уточнил Спарк. И когда Маус не ответил, повернулся к Барри. — Лично ты сколько бы дал?

— Ну и вопросы ты задаешь, Джек. Не знаю. Фунтов пять, не больше. Да и вообще зачем мне эти жиды, — ответил тот.

— Пять? Нет, эти куда дороже, скажу я тебе. Ведь так, Леонард? Каждый по сотне, на меньшее я не согласен, — Спарк посмотрел на Мауса. — За каждого жида ты даешь мне по сотне фунтов. Итого, — англичанин вновь умолк, из чего Леонард сделал вывод, что Спарк снова мысленно производит подсчеты. — Итого девять тысяч фунтов, после того, как ты возместишь мне мои расходы. То есть всего девяносто. Можешь забрать девяносто евреев.

— Ты не можешь бросить их здесь, Джек, — произнес Леонард, как можно спокойнее, чтобы не перейти на умоляющий тон. Иначе Спарк никогда к нему не прислушается. — Мы можем посадить в лодки больше трехсот человек.

— Заплати сотню, и получишь еще.

Маус задумался. Впрочем, мозги его как будто уподобились грязи у них под ногами.

— Лански тебе заплатит. Обещаю, я сделаю все для того, чтобы он тебе заплатил оставшуюся часть.

— Послушай, сынок, мы здесь не жиды и не работаем в кредит. Так что, сколько у тебя есть, столько ты и посадишь. Надеюсь, что денежки при тебе, иначе здесь

никто даже с места не сдвинется.

— Джек, пожалуйста, — произнес, вернее, на этот раз взмолился, Маус. — Ты не можешь бросить их здесь. Немцы…

Но он не договорил. Взывать к милосердию англичанина — бессмысленное дело. Он стащил с плеч плащ и передал его Спарку, а тот, в свою очередь, Томми.

— Деньги в подкладке, — пояснил Маус, радуясь тому, что успел часть денег оставить себе, и одновременно досадуя, что оставил слишком мало. Та тысяча, которую он бросил тогда О'Брайену и которая сгорела дотла, сейчас бы помогла ему выкупить еще десять человек.

— Знаешь, что я тебе скажу, Леонард. Я человек щедрый и разрешаю тебе взять для ровного счета сотню.

Спарк на минуту умолк, и вновь стало слышно, как пулеметы поливают дамбу свинцом.

— Ну вот, мы с тобой и порешили. Но скажи, это все денежки, что тебе дал лилипут? А как же ты сам? Сколько лично ты заплатишь мне за все неприятности, которые ты мне доставил? За то, что сунул мне прямо в лицо свою «пушку»?

Маус посмотрел в крошечные глазки-бусинки, едва различимые в лунном свете. До его слуха донесся треск выстрелов у него за спиной. Значит, немцы уже на дамбе. Они смотрят прямо на них, и некоторые решили рискнуть и бросить вызов пулеметам на катере.

Постепенно до него начало доходить, к чему клонит Спарк.

— Ты хочешь сказать, что бросишь меня здесь?

Спарк расхохотался.

— Нет, Леонард, я отправлю тебя домой, чтобы ты растолковал своему лилипуту, что и как. В качестве урока. На этой стороне лужи хозяин я, и если он хоть раз посмеет сунуть сюда свой жидовский нос, считай, что он жмурик. Это я обещаю. Нет, ты вернешься домой и все ему растолкуешь.

Домой. У Мауса отлегло от души.

— Но ты ведь не такой богатый, как твой лилипут. Сколько ты мне заплатишь?

— Джек, пора, — подал голос Томми.

Спарк посмотрел на него и кивнул, после чего повернулся к Маусу.

— Слушай мои условия. Как и в той лавке на Уайтчерч. Вспомни, как ты тогда обошелся со мной. Сказал, мол, выбирай, Ричи или «вельрод», а сам приставил дуло к его голове. И вот теперь выбор за тобой. И то и другое сразу не получится, кажется, так ты тогда сказал.

Спарк умолк, и когда пулемет заговорил снова, Маус успел заметить его ехидную улыбочку.

— Выбирай, или ты, или твоя зазноба, — произнес Спарк и указал здоровой рукой на Реку. — Или твои евреи. Вот и весь выбор. Решай сам.

Его улыбка сделалась еще омерзительнее.

— Выберешь ее, и мы свалим отсюда, как будто нас здесь никогда не было, и тогда немчура спустится сюда, не успеешь ты и глазом моргнуть. Или брось ее, и мы останемся здесь, пока ты не заберешь отсюда свою жидовскую сотню. Выбирай, что хочешь, в любом случае твой лилипут будет рад тебя видеть. Лично мне все равно, мне главное положить себе в карман денежки твоего Лански. Согласись, что мне причитается, — и Спарк жестом указал на берег. — Итак, она или сотня?