Самая легкая лодка в мире (сборник)
Шрифт:
– Как же так! – воскликнул капитан-фотограф. – Ведь ты отращивал усы! На кота-то был еще похож!
– Это я так, баловался. И носил их всего две недели.
– За две недели Волну не сделаешь, – сказала старуха. – И все-таки вы опасны. Скажите честно, умеете делать Волну?
– Что вам надо! – сказал я, начиная раздражаться. – Усы я давно сбрил и Волну делать не умею. Отстаньте!
– А по-моему, ты умеешь делать Волну! – сказал балбес-капитан-предатель, шутливо ухмыляясь. Он совершенно не понимал, что старуха «с приветом».
– Настоящую Волну ему не сделать, – сказала колдунья. – А маленькую, незаметную он сделать может. Такая Волна самая противная. Она по-настоящему не убьет, а нервы попортит.
Капитан глупо засмеялся на верхней полке, старуха же без тени улыбки глядела мне под нос.
– Да, бабушка, – смеялся фотограф, – это вы верно сказали. Такая Волна самая противная. Вы хорошо разбираетесь в волнах.
Оторвав от меня свои колдовские очи, старуха глянула на капитана.
– А ты, парень, что-то уж больно развеселился, а ведь едешь и сам не знаешь куда. Не знаешь, куда едешь, не знаешь, что тебя ждет.
– Может, вы нам скажете? – прищурился капитан.
– Сами скоро узнаете! – каркнула старуха, передразнивая капитанский прищур. – Но один из вас домой не вернется.
Я вздрогнул. Все эти глупости, которые толковала колдунья про лысых и усатых, меня особо не взволновали, но когда она стала пророчить гибель одного из членов экспедиции, я рассердился.
– Выйдите отсюда! – сказал я, подымаясь.
– Уехали двое, потом вас будет четверо. А все равно один домой не вернется. Только не знаю кто.
– Выходи, тетка, – сказал я, – а то сейчас Волну сделаю!
– Мало каши ел, – сказала старуха, презрительно подымаясь. Она хлопнула дверью, и капитан-фотограф спрыгнул с верхней полки.
– Гадалка, что ли? – спросил он, натягивая брюки.
Поезд между тем приближался уже к нашей станции. В окно видно было, что на улице дождь. Серые железнодорожные ветлы гнулись под порывами ветра.
Мы сошли с поезда и по хлюпающей разваленной тракторами дороге отправились к Сиверскому озеру.
Болтовня старухи, ветер и дождь – это было не слишком удачное начало плаванья, и все же счастье испытывал я. До чего надоел Город с его бесконечным асфальтом, все эти бессмысленные Клары Курбе и милиционеры-художники.
Под дождем на берегу Сиверского озера мы стали собирать «Одуванчик», и я все вспоминал, кто из моих знакомых лысый, а кто усатый.
Усатых набралось немного, лысых и того меньше. Но мой ближайший друг художник Орлов, как ни крути, был все-таки лысоватый.
Глава II
Дождь в Коровьем заливе
Дождь не переставал. Он то моросил тоскливо, то начинал отчаянно хлестать, то прощально шелестел в кустах, обещая скоро кончиться, но не кончался, а придумывал что-нибудь новое, например, падение капель сразу со всех сторон.
Я заметил, что меня дождь старается промочить сильнее, чем капитана. Профессионалу-фотографу удавалось увернуться, он нашел с дождем общий язык, я же ругал дождь на все корки.
Комары летали между каплями дождя и ныли:
«Нннннннннн…»
И с комарами капитан-фотограф быстро поладил. Изредка только похлопывал он себя по щеке, укоряя комаров этими ласковыми шлепками.
Берега Сиверского озера заросли черным ольшаником, продираться через который к воде было неприятно. Капитан облазил заросли и нашел заливчик, где можно было спустить «Одуванчик» на воду. Берег здесь был истоптан коровами – тысячи копыт отпечатались в черной и жидкой грязи.
И дно у берега оказалось топким, вязким, илистым. Пока мы спускали лодку, со дна поднялась такая муть, что трудно было разобрать, где вода, где берег. Все вокруг и даже небо над озером казалось беспросветной коровьей жижей.
Я торопился отплыть скорее. Я знал, что, как только мы поплывем, сразу начнется новая жизнь, и где-то там, впереди, за дальним берегом, там и комаров меньше, и дождь уже перестал.
Огорчали рюкзаки. Продуктов мы взяли немного, рассчитывая на уху, а все же рюкзаки получились огромными. Они были похожи на двух зеленых свиней с карманами. Рюкзаки сильно подпортили внешний вид «Одуванчика». Стремительная лодка походила теперь на ласточку, к которой приделали верблюжьи горбы.
– Балласт, – говорил капитан, пиная рюкзаки кулаками. – Загружай ими корму. Лодка будет устойчивей.
Я послушно перетаскивал рюкзаки с места на место, а капитан разводил руками, повторяя одно слово:
– Балласт.
Как-то незаметно он и вправду взял в руки капитанскую власть. Он командовал, а я перекладывал.
Из пелены дождя на берег вышла корова. Она остановилась в двух шагах от лодки и стала разглядывать нас.
– Куда? – закричал капитан, пугая корову удочкой.
Не разевая своей мокрой и жующей бегемотской пасти, корова заревела:
«Мммммммммммммммммммммммммммммммм…»
«Нннннннннннннннннннннннннннннннннн…» – поддержали комары.
– Садись же скорей! – кричал я капитану, который все мыкался по берегу.
Подымая со дна волны мути, капитан взобрался в лодку. «Одуванчик» шатался и приседал под невиданным грузом.
– Руби концы! – скомандовал капитан, и я взял весло.
За первой коровой на берег вышла вторая, а за нею и все стадо. Обмахивая нас хвостами, коровы одна за другой входили в воду, и скоро весь залив был заполнен коровами. Капитан пугал их удочкой, но тупо глядели они на фотографа-профессионала и всасывали озеро, утоляя свою непомерную коровью жажду.