Самая страшная книга 2023
Шрифт:
Затем Лида увела мать мыться. Леша обошел квартиру, но нигде не нашел няню. При этом вещи ее, – бежевое пальтишко, сапоги, платок в цветочек – аккуратно лежали на тумбочке в коридоре. На звонки она тоже не отвечала.
Лида завела в кухню вымытую, переодевшуюся тещу, с уже открытыми глазами, ожившую и сделавшуюся такой, какой она была раньше. Теща тут же взялась за ужин, бойко рассказывая о темных и кроваво-красных больничных коридорах, в которых она плутала долгое время, пока дочка не поймала ее за плечо и не вытащила.
– Морок такой, морок!
Вскоре кухню наполнили запахи жареной
Он стоял под душем, закрыв глаза. В голове шумело. Дверь открылась и закрылась. Шевельнулась занавеска. Сзади прислонилась жена, обвила руками, поцеловала в шею.
Так они стояли молча несколько минут. Лида сказала:
– Я хочу еще раз съездить завтра в больницу.
– Зачем?
– Хочу пообещать папе, что, если он умрет, я его тоже найду и верну обратно. К нам. Мы же семья. Мама его уже простила, мы обсудили.
– Мне казалось, нам хорошо вдвоем, – ответил Леша, подумав. – Ну, до того, как решили завести ребенка. Мы были счастливы.
– Мы и сейчас счастливы! – подхватила Лида. – Стало еще лучше! Представляешь, сколько я теперь детей найду и спасу? Оттуда, из темноты и больничных коридоров! Бедных и потерявшихся детей.
Леша не ответил.
Среди ночи он проснулся от того, что кто-то громко чавкал. Леша привстал на локтях и увидел, что оба ребенка сидят на полу. Из темноты в углу они наполовину вытащили мертвую няню. Девочка обгладывала ее пальцы на левой руке, а мальчик, забравшись на грудь, щипал няню за губы.
Леша встал с кровати. Дети не обращали на него внимания, они были увлечены. Он медленно обошел их, заглянул в темноту. Воздух там был сперт и душен, пахло гниющей влагой. Леша шагнул ближе, вытянул руки, но пальцы не уперлись в стену комнаты. Пальцы погрузились в плотную темноту, как в желе.
Это был глюк, определенно, но Леша пока еще не мог проснуться. За его спиной чавкали и похрустывали. Леша пошел в темноту с вытянутыми руками, ожидая рано или поздно упереться во что-нибудь, но темнота поглотила его. Вокруг проступили очертания коридоров с высокими потолками и деревянным полом. Доски поскрипывали под ногами.
Леша куда-то свернул, потом еще раз, завертелся на месте, не понимая, куда идти и как отсюда выбраться. Темнота шевелилась, будто влажное покрывало на ветру.
От страха подкосились ноги, Леша плюхнулся на пол и увидел вдруг прямо перед собой курносого лысого мальчика лет десяти.
– Потерялись? – спросил мальчик с сочувствием. – Все, кто потерялся, попадают сюда. Место такое. Но вы не бойтесь. Ваша жена нас вытащит. Она умеет, мне рассказывали. Вытащит вообще всех.
– Вас тут много? – Леша увидел, что губы у мальчика потрескавшиеся, с запекшимися полосками крови.
– Достаточно, – мальчик ухмыльнулся и протянул раскрытую ладошку. – Пойдемте. Соберем остальных. Чтобы ваша жена не бегала туда-сюда. Ей же нельзя утомляться, верно? Она еще не поправилась.
Леша взялся за влажную и холодную ладонь. Хотелось проснуться на кровати, обнять Лиду и согреться. Но вместо этого он поплелся, ведомый мальчиком, по коридорам неизвестного
Антон Темхагин. Луот-хозик
I
Буров пустым взглядом пялился в грязную ледовую корку под ногами – в голове ничего, никаких мыслей, зацепок и идей. Будто стылым северным ветром все выдуло, ни капли не осталось. И надо думать, да не хочется.
Рядом к холодному кирпичу у подъезда приклеился Федотов, бледный, как сам этот дом. Его заметно потряхивало, а порой до Бурова доносились неприятные и раздражающие звуки – это его помощник в очередной раз блевал и потом долго отплевывался.
Старлей и сам ощущал противную тяжесть в желудке, но скорее не от той картины, что увидел буквально минут двадцать назад, а вообще от всей ситуации. От неизвестности. Тошно, когда ты должен что-то делать, от тебя чего-то ждут, но сам ты не знаешь, с какого конца браться за дело.
А с таким делом Буров точно столкнулся впервые.
Еще утром оно не казалось таким уж необычным. На звонок ответил привычно бодрый Федотов, так что Буров узнал историю в пересказе помощника. Звонила бабка из пятого дома на Морской улице – ночью ее доставал буйный сосед, орал пьяные песни и чем-то гремел. Потом вроде затих, но к утру весь дом разбудили истошные крики, удары, звон – короче, целая какофония. Пока сообразили позвонить в полицию, все уж закончилось, но проверить-то надо, вдруг чего!
Буров и так знал, что никакого «вдруг чего» не будет. Опять кто-то нажрался до белочки и пошел вразнос. Вообще ничего удивительного для Старо-Рыбацкого, где бухало почти все население, причем в это время года – особенно исступленно, с оттягом, как говорится. В Большом городе (так Буров называл про себя Мурманск) говорили, что у населения во время полярной ночи случаются обострения депрессии, подавленное настроение и прочее. Постоянно темно, грустно и тягостно.
Там, в Большом городе, может, так оно и было. В Старо-Рыбацком куда проще – тут из депрессии не выходили и в полярный день, а грусть-тоску по обыкновению заливали бухлом. Темнота и тяжесть на душе – это не что-то преходящее, это обычное состояние для местных жителей. Привычное. Ну и что, что полярная ночь? Тут и так всегда снег, холод, грязь и разруха. Ночь или не ночь. Только лишний повод выпить.
До дома на Морской добирались пешком – служебный уазик почти всегда простаивал без дела. Как говорил Федотов – если в России и есть проблемы с дорогами, то в Старо-Рыбацком таких проблем нет, потому как и дорог тоже нет. И не было, пожалуй, никогда. Даже в проектах.
Впрочем, и ездить тут почти некуда – весь поселок можно обойти за час максимум. Может, больше, если по пути придется отбиваться от злобной стаи бродячих собак. Хотя в таком случае можно и вовсе никуда не дойти.
Буров ежился от ветра, постоянно поправлял шарф. Не сказать что холодно, но ветра с моря пробирали, да старлей еще и приболел на днях – его знобило, и непонятно, то ли это от стужи, то ли температура лезет. Федотов легко шагал рядом, только искоса порой поглядывал на начальника.