Самки
Шрифт:
– Все, достал! – Ученый швырнул хабарик в сторону. – Через пять дней приносишь все плюс ремонт. Если нет – убить не убью, но из квартиры вылетишь. И вообще вылетишь… в свой Барнаул.
– Улан-Удэ, – обиженно поправил Джон.
– А мне по барабану, хоть в Ужопинск. Колю твоего, напарника…
– Нет! – истошно заорал Джон. – Мы вместе! Он тоже отработает.
На следующий день Беседа выложил перед Михаилом три тонны зеленых. Через день – столько же. Еще через день утром его разбудил Отвертка:
– Приколоться хочешь? Ты такого в
– Смотри на переход возле трамвайной остановки, – сказал Эдик.
Полчаса ничего не происходило. Но вот у «зебры» возник Беседа. Он постоял несколько минут, дожидаясь зеленого цвета, и неторопливо двинулся через проспект. Дойдя до середины дороги, остановился. Резко подал влево, упал на капот стоящего рядом серебристого «Сааба» и начал из всех сил молотить по нему кулаками. Включился красный, но водитель «Сааба» не тронулся с места. Наоборот. Он выскочил из машины и бросился к психу, ни за что ни про что колотящему по его ласточке. Легонько оттолкнул…
Что тут началось! Беседа заорал, как раненый слон, начал метаться по трассе, неожиданно извлек из кармана увесистый обломок кирпича и снова хрястнул им по капоту. Тут уж не выдержал владелец «Сааба». Он размахнулся и врезал Беседе по носу… Джон пошатнулся и повалился на «зебру». Как раз в тот момент, когда снова включился зеленый. Поток машин встал, на переход выскочил Колян вместе с какой-то девицей.
Ученый не выдержал, вскочил с лавки и побежал к месту так называемого ДТП.
Там уже собралась изрядная толпа.
– Сбил! – уверенно заявил Колян, указывая на раздувшийся Беседин нос и вмятину на капоте.
Девица, призывая в свидетели всех желающих, громко потребовала вызвать ГАИ.
Все! Полный нокаут. Водила «Сааба» сдался.
Он вытащил лопатник и сунул в трудовую лапу Джона всю наличность. По виду, там было не меньше трех сотен баксов…
– Парит наш орел, – хихикнул на ухо Эдик.
Тот кивнул. Ну все, можно не сомневаться: через неделю экипаж Джона снова будет на трассе.
Да, нравы были волчьи. Но и дружба была до гроба. За своих стояли буквально насмерть. Стоило кого обидеть – враз собиралась вся стая. Слетались со всей кольцевой черные затонированные ласточки. И эта несокрушимая сила сметала любого, кто вставал на пути, – будь то заезжие гастролеры, отморозки-нелегалы, работающие в одиночку на свой страх и риск, воры-бандиты, отказавшиеся платить, вдвое, а то и втрое превосходящие числом и оторвавшиеся от машины аварийщиков или по глупости назначившие стрелку. Да мало ли кто!.. Спуску не давали никому.
Михаилу навсегда запомнилось, как однажды на стрелку отправился сам Перстень. Президентский кортеж отдыхал: первым Перстень, конечно, на «мерсе» – это была его любимая марка, по бокам – охрана, он, Эдик, Колокольчик и Беседа, каждый на своей тачке, а сзади эскорт из сотни дорогущих черных машин.
И…
Ученый схватился за голову.
О, боже! Сколько раз я ему говорил: нельзя входить в поворот на повышенной скорости!
Беседа не успел довернуть руль и в результате оказался на встречной полосе, а «Мерседес» Перстня – на обочине. Черная кавалькада встала намертво…
Белый, как похоронный саван, Джон подошел к машине Перстня и молча протянул ему биту. Тот брезгливо посмотрел на него и отмахнулся:
– Убил бы, да некогда. Быстро в машину! – и резко захлопнул дверцу.
19 августа 2007 года
Михаил Стерхов – Ученый
Дверь была не заперта. Только прикрыта.
Леся лежала на полу лицом вниз. Он бросился к ней, осторожно перевернул. Она застонала, приоткрыла глаза – видимо, не узнала его. Слабой рукой попыталась оттолкнуть, закричать, но из горла вырвался лишь жалобный всхлип.
Жива, жива…
Михаил увидел спереди на светлой футболке расплывшееся небольшое кровавое пятно, расстегнутые джинсы. Он окаменел. За что?! Все же отдал, не сопротивлялся, понимал, чем грозит…
Руки затряслись, он резко задрал край футболки, не увидел никаких ран, царапин, даже синяков, бережно поднял ее и перенес на диван, она уже не сопротивлялась.
Он хотел что-то сказать ей, но губы не слушались, только кривились в какой-то немыслимой усмешке. Леся не открывала глаз, не шевелилась.
Сколько времени он просидел так, сказать не мог. Очнулся, когда почувствовал на себе пристальный взгляд жены.
– Они…
– Не говори ничего, милая…
– Нет! Послушай! – Она цепко ухватила его за руку. – Они выскоблили меня. Без наркоза. Чтоб знала и понимала, что происходит. Когда начала кричать от боли, заткнули рот какой-то грязной тряпкой…
Она замолчала.
– Лесенька…
Никаких слов не находилось, он лишь стал нежно поглаживать ее по длинным спутавшимся волосам.
– Я хочу в душ, – вдруг очень спокойно сказала Леся.
– Может, врача, в больницу?..
– Душ! Только душ!
Михаил осторожно снял с нее босоножки, футболку, лифчик, стащил джинсы. Под ними ничего не было. Он отшвырнул их подальше в угол. Поднял ее на руки и понес в ванную.
Не раздеваясь, залез под душ, только тогда поставил Лесю на ноги, включил воду и принялся медленно, чтобы не причинить боли, намыливать ее. Она продолжала молчать, безвольно прислонившись к стене.
Через пятнадцать минут, укутанную в огромное мягкое полотенце, он снова отнес ее в комнату, оставляя за собой мокрые лужицы. Хотел присесть рядом, но только тут сообразил, что весь мокрый. Нервно хмыкнул, но отойти от жены не мог и бессмысленно топтался рядом.
– Переоденься, – посоветовала Леся. – А потом давай выпьем чего-нибудь покрепче.
Он продолжал стоять рядом с ней, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Она невесело улыбнулась:
– Не волнуйся, не сахарная, ничего со мной уже не случится.