Самое естественное обезболивающее
Шрифт:
Даже не верилось, что это всё происходит со мной. Я снова поцеловал её, опустился поцелуями ниже, сдавив губами призывно торчащий сосок. Кэт облизнулась и закрыла глаза, а я спускался ниже, проведя языком вокруг пупочка.
Когда достиг желанного места, она уже смелее, с тяжёлым вздохом предоставила мне возможность действовать.
Никогда не знал и не интересовался, что делать, но... Кажется, где-то читал. Полюбовавшись на неё, уже через минуту добился того что Кэт возбудилась ещё сильнее. Подняв взгляд, увидел, что она одной рукой сжимает грудь,
– И!
– скривилась она от боли, - Подожди, Гарри, не двигайся, - я замер внутри неё. Кэт тяжело дышала, глядя мне в глаза. Так продлилось несколько секунд, после чего она пискнула «извини».
– Тебе не за что извиняться, Кэт. Я понимаю, - примирительно сказал я, предаваясь наиприятнейшим ощущениям. Тепло, и она... живая, тёплая, мягкая, такая... Уютная. Побочное ощущение очень похоже на уют, желанное тепло.
– Можешь... двигаться, - сказала она, отвернувшись. И <i>это</i> продолжилось.
Кэт была сначала молчалива и смотрела в стенку, но потом я, лаская её руками, обратил всё внимание на себя. Мы снова встретились глазами. Ещё несколько минут, и она стала дышать намного глубже, постанывая. Я же неумолимо двигался. И тут произошло это. Кажется, Кэт закончила, внутри стало мгновенно тесно, она выгнулась и громко застонала. Я побеспокоился, не услышит ли нас кто-то, но мимолётно – тоже «финишировал». Зря беспокоился – Сириус не такой робкий как я... По крайней мере стон сверху, со второго этажа был отчётливо слышен.
Отдышались. Кэт переведя дух, сказала:
– Гарри, это... прекрасно.
– Хочешь ещё?
– спросил я, посмотрев в её глаза.
– А...
– она бросила взгляд на меня.
– Да. Только, чур, теперь ты сверху, - улыбнулся я. Как ни странно, Кэт звонко рассмеялась.
* Утро *
– О чем ты, мать твою, думал!
– кричал Люпин на бродягу. Ремус, выглядевший с утра как человек, у которого сбылась детская мечта, пригорюнился. Пришлось мне вмешиваться:
– Луни, не надо. Сириус... всё правильно сделал.
– Но Гарри, ты ещё не знаешь, какой он кобель! А уж после двенадцати лет воздержания...
– Знаю, Луни. Я заснул только часам к четырём, - вздохнул я. Сириус действительно оказался неутомимым. Мы с Кэт повторили «для закрепления материала» четыре раза. Но после этого сверху всё равно был слышен шум, скрип кровати и стоны. Кэт, положившая мне голову на грудь, сказала:
– Знаешь, будь это три часа назад, я бы умерла со стыда, услышав, - она задорно
– Я бы тоже. Сириус... Долго был вдали от людей. Что сказать, бродяга, «дикий».
– О!
– звонко рассмеялась она, когда сверху чуть не посыпалась штукатурка.
– Гарри, а ты, правда... в первый раз?
– Да.
– А ты… учишься, где-нибудь?
– Да. В одной частной школе близ Шотландии. Там интересно, но...
– Но что?
– Но там нет таких девушек как ты, - улыбнулся я, приобняв Кэт. Она снова посмеялась в кулачок.
– А сколько тебе лет?
– А насколько выгляжу?
– Ну... на шестнадцать. Примерно. С натяжкой...
– Пусть будет так, - снова улыбнулся я. Кэт не стала развивать тему.
А утром настала пора прощаться. Кэт вышла проводить нас, дала адрес и телефон, сказав, что бы я её не забывал. Могла бы и не говорить.
Сверху спустился Сириус, довольный как кот, нашедший цистерну валерианы, и бочку сметаны. Увидев Кэт, он перевёл вопросительный взгляд на меня. Пришлось ответить.
– Вы бы там потише, а то мы с Кэт не могли заснуть. Устали, - улыбнулся я «невинно». Сириус, улыбнувшись в ответ от уха до уха, потрепал Кэтрин по голове, сказал:
– Ну, извини, Сохатик, - и ведь без тени раскаяния умудрился сказать!
Мы взяли такси и, назвав адрес, умчались. Я на прощанье поцеловал Кэт. Это было... грустно. Но мы не пара, хоть она и приятная девушка. Её место точно не рядом со мной. Тяжело вздохнув, я ушёл «по-английски», то есть не прощаясь. Без слез, сантиментов, грусти, без ничего. Просто сел в кэб и уплыл в туман, стелящийся по улицам просыпающегося Лондона. Спиной чувствовал её взгляд, но нашёл в себе силы не оборачиваться.
А дома нас ждал... Ремус. Очень злой Ремус Лунатик Люпин.
Он с порога чуть не заехал Сириусу кулаком в глаз, но бродяга увернулся. Я отошёл к стенке и слушал их перепалку. Ремус был честным, благородным, и, чего уж там, одиноким пуританином. Полная противоположность весельчаку-Казанове Сириусу Блэку.
– Гарри, и ты с ним заодно? Гарри... ты... тоже!?
– воскликнул он, глядя на моё грустно-насмешливое лицо.
– Ну... Ремус, ты ведь...
– НЕТ! Слышать не желаю! Что бы сказала Лили?
– протянул он и, схватившись за голову, упал на диван, который жалобно скрипнул.
Сириус подошёл к нему и сказал:
– Я не знаю, что бы сказала бы Лили, но я точно знаю, что бы сказал Джеймс. Когда то мы с ним в том же клубе...
– Нет! Избавь меня от подробностей, Бродяга!
– воскликнул Ремус, на что мы оба рассмеялись.
Я только-только начал понимать, что приобрёл в лице Крёстного. И это мне нравилось. Сириус, он... К нему не стыдно обратиться за помощью в самых интимных вопросах. Он – свой. Не старший «взрослый» (хотя... после этой ночи я тоже стал немного взрослее), а свой, друг.