Самое гордое одиночество
Шрифт:
– Если у вас такой отменный агентурный отдел, то скажите, что я делала вчера днем, – я задумалась, – скажем, в 12.20 дня?
– Минуточку, минуточку... – Амур Александрович достал из внутреннего кармана блокнот и, раскрыв его ближе к середине, проговорил так, будто меня не было рядом: – Так, так, так, так... – Он плюнул на пальцы и перевернул еще пару страниц, – 12.00, 12.10... Вот! – обрадовался он (нашел что искал!). – В 12.20 вы откровенно хамили своей родной, неповторимой бабушке по телефону – все грозились трубку бросить, потому что очень спешили!
– А в 12.30? Ну что я делала в 12.30?
– Та-ак, – протянул
«Во нахал!» – разозлилась я и попросила водителя сейчас же остановиться.
– Вылезайте из машины! Давайте, давайте! – прокричала я. Рожков смотрел на меня с недоумением. – Нечего глазеть на меня! Выметайтесь!
– Я-то вымечусь, вымечусь!
– Мечитесь, мечитесь!
– Я уйду! – с горечью проговорил он. – Но знайте, это вас не спасет! Мы следим за каждым вашим шагом! Да, и не забудьте, завтра самый решающий и важный день в жизни Веры Петровны, вашей бабушки! Наконец-то пришло подходящее время для ее избрания в лидеры партии! Так что не преминете быть у Зинаиды Петрыжкиной в 18.00! Выборы состоятся там! Явка обязательна! – выкрикнул он напоследок, и я захлопнула дверцу.
«Неужели я отвязалась от всех! Даже не верится! Кто бы знал, как мне надоели этот Рожков, его жена, агентурная группа... Еще Мнушкин – хвост подушкин!» – думала я, расплачиваясь с шофером.
Войдя в подъезд, я взглядом поискала лазутчика, подосланного партией «Золотого песка», но, проверив даже закуток у мусоропровода и не найдя никого, со спокойной душой открыла дверь собственной квартиры. Однако вскоре тревога и беспокойство снова закрались в душу, и я принялась шарить по комнате, надеясь обнаружить «жучки».
«Жучки» я искала до девяти вечера, но тщетно – от сего сверхважного занятия меня отвлек телефонный звонок – звонила Пулька. Что она пыталась мне поведать, я не могла понять в течение пяти минут: Пульхерия возбужденно выкрикивала бессвязные фразы, обзывала кого-то – одним словом, этот кто-то очень сильно разозлил нашу всегда уравновешенную гинекологиню – рассердил до чрезвычайности, до предела.
Как потом оказалось, днем, когда я поехала в редакцию, Икки вняла моим вчерашним советам и своему внутреннему голосу рассудка и, подхватив Анжелку, отправилась к Пульке в больницу. После тщательного осмотра одна из них оказалась беременна, другая – больна трихомонозом.
– Две дуры! Любвеобильные идиотки! – кричала Пуля мне на ухо – она была вне себя.
– Кто, кто из них беременный? – Я пыталась перекричать разъяренную и возбужденную подругу свою, но она не слышала меня, продолжая возмущаться. – А кто, кто трихомонозом-то болен? – не унималась я.
– Да ты еще всего не знаешь!
– Пулька, объясни по-человечески! Я ничего не могу понять! Кто из них больной, а кто беременный?!
– Да что ж тут непонятного?! Кто может быть в положении? Наша вечно беременная Огурцова!
– Как?
– Вот так! Я говорю, ты всего еще не знаешь! Мало того, что она на десятой неделе, так у нее еще и двойня! Мы ей УЗИ сделали.
– Как? – тупо спросила я.
– Вот так!
– Но Анжелка ведь в разводе! От кого ж она залететь-то могла?
– От своего Михаила драгоценного. Перед разводом
– И что она собирается делать? – спросила я, собравшись с мыслями.
– В том-то и дело, что ничего не собирается. Когда я ей сказала, что она беременна, Огурцова начала ругать Мишку – подонок, мол, такой разэтакий. Я говорю – еще не поздно, можно все исправить, а она мне: «Это на что ты намекаешь?» Знаешь, злобно так спрашивает и надвигается на меня, будто в стенку впечатать хочет! Приперла и как заорет на всю ординаторскую: «Детоубийца!» Прибежала Черепова, и тут началось: «Почему посторонние в отделении? Что это вы себе, Пульхерия Аполлинарьевна, позволяете?! Вы мой заместитель, помогать мне должны, за порядком смотреть, а сами же его и нарушаете!» Огурцовой стоило только увидеть нашу Людмилу Васильевну, так она давай как лошадь ржать и еще представляешь, что ляпнула? У нее, говорит, правда голова младенческая! И как там мозги помещаются? А растет-то, растет-то из плеч, без шеи! Точь-в-точь, Пулька, ты ее нам описала, ну истинный буйвол! Маш, вот ты мне скажи, ну не дура? После того как я их проводила до первого этажа, Черепова вызвала меня в кабинет и провела часовую беседу. Она, конечно, не стала выяснять, что я думаю по поводу ее внешности, но шестьдесят минут уверяла меня, и ты знаешь, почти убедила в том, что я отвратительно работаю и вообще никудышный заместитель заведующего гинекологическим отделением. Нет, я все же эту стерву скину с должности!
– А Икки-то как? – затаив дыхание, спросила я, но тут же пожалела об этом.
– Да это вообще падшая женщина! Она хоть мне и не говорит, но все-таки переспала с этим прыщавым юнцом, ну... официантом из «Ануфрия». Думала, я не догадаюсь! Как всегда не предохранялась – и вот результат – он наградил ее трихомонозом. Но она так и не раскололась! Говорит, у меня, мол, никаких половых контактов не было! Я спрашиваю, как же такое могло произойти без контактов?
– А она что?
– Ветром надуло – вот что!
– А ты что?
– А я ей выписала допотопные антибиотики, чтоб она месяц от этой заразы лечилась и хоть месяц ни с кем не связывалась! Вот что я!
– Нет, ты меня, Пуль, извини, но это жестоко!
– Ничего не жестоко! Пусть хоть прочувствует немного, может, поймет, что спать с кем попало опасно для здоровья! Может наконец приучится пользоваться презервативами! Ой, Машка, пойду спать! Устала я сегодня.
– Завтра в 18.00 выборы моей бабушки в лидеры «Золотого песка»!
– Я заеду за тобой в пять и скажи трихомонозной, пусть подгребает. А беременной полезно в общественном транспорте потолкаться – может, сделает соответствующие выводы! Я не могу себе представить Огурцову с четырьмя детьми! Ха! Ха! Ха! – И Пулька, звонко хохоча, бросила трубку.
После разговора с Пульхерией я тут же набрала Анжелкин номер, дабы вразумить и поставить на место ее съехавшие мозги.
– Але, – томно проговорила она.
– Огурцова, я все знаю! – решительно начала я. – Тебе нужно предпринять какие-то радикальные меры!
– Что?! – с презрением фыркнула она и взревела в религиозном экстазе: – Господь сказал: «Плодитесь и размножайтесь!» Вот я и размножаюсь! Меня должно быть много! А вы!.. Вы все!.. – Ей очень хотелось, видимо, пообиднее нас обозвать. – Детоубийцы!