Самое обыкновенное убийство. Где тебя настигнет смерть?
Шрифт:
– Зачем тебе?
– Утром я понял, что совсем не знал папу. Думал, что он пьянь никудышная, а я лучше. Он должен был это чувствовать. Мы так и не узнали друг друга. – Дядя кивнул, и я продолжил: – Я бухло это вообще не переношу. Пиво еще туда-сюда, а виски совсем нет. Я хочу выпить за него, чтобы как-то сгладить свое к нему отношение. Он, конечно, не узнает про это, и все-таки… черт, не могу объяснить.
– Ох, провалиться бы мне! – Дядя положил бутылку на койку. – У меня тут где-то стакашки были. Балаганщику положено пить из горла, но мы с тобой этот закон нарушим. В память Уолли.
Он
– За Уолли!
– За папу! – Мне обожгло глотку, но я не поперхнулся и проглотил.
– Пойду скажу нашему главному, Мори, что я уезжаю.
Сидя с кошмарным вкусом чистого виски во рту и думая, что больше никогда не увижу папу, я вдруг разревелся. Не из-за виски – от одной рюмки не может так развезти, – просто внутри вдруг разжалось что-то. Дядя, видимо, знал, что так произойдет, потому и оставил меня одного. Понимал, что в моем возрасте не хочется плакать при ком-то.
Вскоре слезы вылились, и виски все же подействовал: меня замутило.
Дядя вернулся и заметил, что глаза у меня красные.
– Теперь тебе полегчает, Эд, – произнес он. – Это давно назревало. Был натянут, как струна, теперь стал на человека похож.
– Вряд ли, – вздохнул я. – Кажется, меня сейчас вырвет. Где у вас тут сортир?
– На противоположной стороне поля, но туда и зайти-то противно. Блюй прямо здесь, ну, или выйди.
Я вышел за палатку, и меня вывернуло.
– С одной порции даже непривычные не блюют, – заметил дядя. – Ты сегодня что-нибудь ел?
– Ничего… со вчерашнего ужина.
– Ясно. Зайдем сначала в «обжорку», а оттуда двинем на станцию.
Дядя сделал заказ, убедился, что я ем, и снова вышел куда-то.
– Звонил на станцию, – сообщил он, вернувшись. – Поезд в шесть тридцать. Мадж тоже позвонил (так маму зовут), узнал последние новости. Дознание будет завтра, в похоронном бюро Хейдена на Уэллс-стрит. Он… тоже там.
– Я думал, его в морг увезли.
– Не в Чикаго, Эд. Покойника, если это не кто-то из ряда вон, везут в ближайшую похоронную контору. За счет города, но родственники могут сами оплатить расходы, если хотят.
– А если нет родственников?
– Хоронят на Поттерс-Филд. Дознание стараются провести поскорее, но могут и перенести, если необходимо.
– Мама, наверное, злится, что я… вроде бы как сбежал?
– Нет, но детектив, ведущий следствие, хотел поговорить с тобой и был недоволен, что тебя нет. Она ему сообщит, что ты скоро приедешь.
– Да ну его к черту. Что я могу сказать?
– Зря ты так, парень. Нам нужно, чтобы он был на нашей стороне.
– На нашей?
– Да. Ты ведь понимаешь, о чем я?
– Хочешь сказать, что…
– Ясное дело! Для того я и договорился с Мордатым и Мори. В этом сезоне карнавал он устраивает, Хобарт только в названии. Думаешь, я позволю, чтоб какой-нибудь сукин сын убил твоего папу и остался безнаказанным?
– Копы не сумели, а мы, по-твоему, сможем?
– Они работают по делу только определенное время, пока следы не остыли, а нам спешить некуда. Это раз. Мы с тобой Хантеры [2] – это два.
Его слова меня поразили как громом. Верно. Фамилия у нас подходящая. Мы выследим в темных переулках папиного убийцу. Дурь, конечно, но я как-то сразу в это поверил. Куда копам до нас – мы Хантеры! Хорошо, что я сам поехал к дяде, а не послал телеграмму.
2
От англ. Hunters – охотники.
– Точно. Поймаем этого гада.
Смешинки вернулись в глаза Эмброуза, но за ними таилось нечто грозное, смертельно опасное. Он больше не выглядел простым толстячком с черными усищами – такого человека всякий захочет иметь рядом в трудный момент.
– Сейчас мы с тобой на время расстанемся, – произнес дядя, когда мы сошли с поезда в Чикаго. – Ты иди домой, помирись с Мадж и жди детектива. Я тебе позвоню.
– А потом? – спросил я.
– Может, встретимся еще, если ты спать не ляжешь. Обсудим, что дальше делать. Узнай у этого детектива и у Мадж все, что сможешь.
– Ладно, но почему бы и тебе со мной не пойти?
– Чем меньше мы с Мадж будем видеться, тем лучше. По телефону она говорила нормально, но навязываться не стоит.
– Я не хочу оставаться с ней. Может, мне тоже комнату снять? Мы могли бы вообще жить вдвоем, если будем работать вместе…
– Не сейчас, Эд. Не знаю, как там дела у вас с Мадж, но тебе нужно пожить дома хотя бы до похорон. Я буду плохо выглядеть, если ты уйдешь сразу, ясно?
– Да, ты прав.
– Мадж разозлится, станет винить меня, и мы оба окажемся у нее в немилости. Когда ведешь расследование, важно сохранять хорошие отношения со всеми фигурантами, понимаешь?
– Мама ни при чем, – заметил я. – Они с папой цапались время от времени, но чтобы убить…
– Я не это имел в виду. Я тоже считаю, что она ни при чем, просто поживи дома, ладно? Чтобы у нас там был свой человек. Постарайся поладить и с ней, и с детективом, чтобы мы могли задавать им вопросы, когда те возникнут.
Мама находилась дома одна – я не стал спрашивать, куда подевалась Гарди. В незнакомом мне черном платье, заплаканная и почти без макияжа, не считая помады, слегка размазанной. И говорила она каким-то не своим голосом, как полумертвая. Я почувствовал себя чужим в собственном доме.
– Здравствуй, Эд.
– Здравствуй, мам.
Мы прошли в гостиную. Я сел у радио и стал крутить тумблеры, не включая приемника.
– Ты извини, мам, что я вот так смылся утром. Надо было остаться. – Я действительно раскаивался, хоть и рад был, что привез дядю Эмброуза.
– Ничего, Эд. Я тебя понимаю, но как ты узнал? Тебя ведь не было, когда явились копы.
– Я их встретил на лестнице и слышал, что они тебе говорили… но не зашел. Ты в «Элвуд пресс» сообщила?
– Да, позвонила из похоронной конторы. Мы думали, ты на работе, просили тебя позвать. Но мастер отнесся по-доброму, сказал, что ты можешь не выходить, сколько нужно. Ты как вообще, собираешься вернуться туда?