Самое разумное
Шрифт:
– Выходи за меня замуж, – спокойно сказал он.
Джонкуил покачала темноволосой головкой:
– Я вообще не выйду замуж.
Он кивнул.
– Завтра утром я еду в Вашингтон.
– Вот как?
– Надо. К первому я должен быть в Нью-Йорке, а до того хотел побывать в Вашингтоне.
– Всё дела?
– Н-нет. – Он притворился, что ему неприятно говорить. – Я должен там кое с кем встретиться. С кем-то, кто очень поддержал меня, когда я, помнишь, был так… выбит из колеи.
Сплошная выдумка. Никто не ждал его в Вашингтоне. Но он зорко наблюдал за Джонкуил, и, конечно же, она чуть заметно вздрогнула, на секунду закрыла глаза.
– Мне пора идти, я только хочу рассказать тебе, что произошло со мной с тех пор, как мы расстались, и… раз уж это, может быть, наша последняя встреча… посиди у меня на коленях, как, помнишь, в те прежние времена. Если бы у тебя был другой, я бы не просил, впрочем… как знаешь.
Она кивнула и села к нему на колени, как той ушедшей весной. Он остро ощутил ее голову на своем плече, все ее такое знакомое тело. Непроизвольно чуть было не сжал ее в объятиях и потому откинулся на спинку дивана и заговорил, глядя в пространство, обдумывая каждое слово.
Он рассказал ей, как в Нью-Йорке, после двух недель отчаяния, поступил на интересную, хоть и не очень денежную, работу на строительстве в Джерси-Сити. Потом возник этот перуанский вариант, и поначалу он вовсе не казался таким уж блестящим. Должность самого младшего инженера в группе американских специалистов. Но из всей группы до Куско добрались живыми только десять человек, из них восемь – геодезисты и землемеры. Через десять дней умирает от желтой лихорадки начальник экспедиции. Изумительная удача, счастливый случай, которым не воспользовался бы только дурак, фантастический случай…
– Не воспользовался бы только дурак? – с невинным видом переспросила она.
– И дурак воспользовался бы, – продолжал он. – Грандиозная удача. Итак, я телеграфирую в Нью-Йорк…
– А оттуда, – снова перебила она, – телеграфируют в ответ, что разрешают тебе воспользоваться случаем?
– Разрешают?! – Он все так же сидел, откинувшись на спинку. – Приказывают! Нельзя терять времени…
– Ни минуты?
– Ни минуты.
– Даже на то, чтобы… – Она сделала паузу.
– На что?
– …посмотреть на меня.
Он вдруг повернул голову, а она потянулась к нему, и рот у нее был полураскрыт, как цветок.
– На это, – прошептал он ей в губы, – у меня всегда есть время, масса времени…
Масса времени – его жизнь и ее. Но, целуя ее, он на миг осознал, что той весны ему не вернуть, сколько ни ищи, хоть целую вечность. И пусть теперь он имеет право прижать ее к себе с такою силой, что мускулы вздуваются на руках, – она его желанная и драгоценная добыча, он ее завоевал, – но не будет неуловимого шепота в сумерках, шепота в ночи…
– Что ж, – сказал он себе, – ничего не поделаешь. Прошла весна, прошла. Какой только любви не бывает в жизни, но нельзя два раза любить одинаково.
1924