Самостоятельные люди. Исландский колокол
Шрифт:
Оборванец засмеялся, сверкнув белыми зубами.
— А это королевский палач из Бессастадира. На него мочатся все собаки.
Старик промолчал, лицо его ничего не выражало. Он все смотрел на приезжих, покачивая трясущейся головой.
— Заберись-ка на крышу вон того дома, Йоун Хреггвидссон, негодяй ты этакий, — приказал королевский палач, — и перережь канат, на котором висит колокол. Приятно сознавать, что когда мой всемилостивейший монарх прикажет вздернуть тебя на этом самом месте, то уж ни в какой колокол звонить не будут!
— Не ведите пустых речей, добрые люди, — вымолвил старик. — Это древний колокол.
— Если тебя подослал пастор, — сказал королевский палач, — передай ему
Он взял понюшку табаку, но и не подумал угостить своего спутника.
— Бог да благословит короля, — промолвил старик. — Все церковные колокола, которые раньше принадлежали папе, стали теперь собственностью короля. Но этот колокол не церковный. Он принадлежит всей стране. Я ведь и родился здесь, на пустоши Блоскуг.
— Есть у тебя табак? — спросил черномазый. — Чертов палач не даст и понюшки.
— Нет, — ответил старик. — В нашей семье табак никогда не водился. Нынешний год был тяжелый. Весной умерли два моих внука. Я старый человек. Этот колокол всегда принадлежал народу.
— А у кого грамота на него? — спросил палач.
— И отец мой родился на пустоши Блоскуг, — ответил старик.
— На всякую собственность должна быть грамота, — изрек королевский палач.
— Помнится, в старых книгах написано, что когда норвежцы прибыли сюда, в еще не заселенную страну, они нашли в пещере у моря этот колокол, а также крест, который потом исчез, — сказал старик.
— Я же тебе сказал, у меня королевская грамота, — повторил палач. — Взбирайся на крышу, Йоун Хреггвидссон, черномазый вор.
Старик встал.
— Этот колокол нельзя разбивать, — упрямо твердил он. — Его нельзя увозить на корабле. Он висит здесь с того самого дня, как первый раз собрался альтинг. Это было задолго до короля, а кое-кто говорит, что и еще раньше, до папских времен.
— Это к делу не относится, — возразил королевский палач. — Нужно отстраивать Копенгаген. Была война, и проклятые шведы, эти слуги дьявола, бомбардировали город.
— Мой дед жил в Фифлведлире, это за пустошью Блоскуг, — заговорил старик, как бы готовясь начать длинное повествование. Но ему пришлось умолкнуть.
Деву красы несравненной, Деву красы несравненной Не станет король обнимать…Черномазый вор Йоун Хреггвидссон, усевшись верхом на коньке крыши, болтал ногами и распевал старинные римы о Понтусе [52] . Колокол висел под крышей на толстом канате. Хреггвидссон топором обрубил канат, и колокол упал на каменные плиты перед дверью.
52
Римы о Понтусе — самое значительное произведение поэта Магнуса Йоунссона Гордого, жившего с 1532 по 1591 г. (Прим. Л. Г.).
— А теперь мой всемилостивейший монарх — король — взял себе третью наложницу, — крикнул он с крыши, как бы сообщая новость старику, и внимательно оглядел острие топора. — Говорят, она самая толстая из всех. Не то что Сигге
Старик ничего не ответил.
— Ты дорого заплатишь за эти слова, Йоун Хреггвидссон, — пригрозил палач.
53
Все стихи в романе «Исландский колокол» переведены А. Сиповичем.
— Гуннар из Хлидаренди не испугался бы толстобрюхого палача из Альфтанеса, — сказал Йоун Хреггвидссон.
Судья, человек с бледным лицом, вынул из мешка молоток, положил старинный исландский колокол на порог суда, размахнулся и изо всех сил ударил по нему. Но колокол, чуть слышно звякнув, только откатился в сторону.
Йоун Хреггвидссон крикнул с крыши:
— Костей не переломишь, приятель, не положив их на что-нибудь твердое, — так сказал Аксларбьорн, когда его колесовали.
Тогда палач, положив колокол на порог, ударил по нему изнутри, и колокол раскололся надвое — как раз в том месте, где была трещина. А старик все сидел на изгороди. Он смотрел куда-то вдаль, голова его тряслась, худые жилистые руки сжимали клюку.
Палач снова взял понюшку табаку. Снизу ему видны были подошвы Йоуна Хреггвидссона, сидевшего на крыше.
— Ты что же, на целый день оседлал крышу? — крикнул палач вору.
А Йоун Хреггвидссон ответил на это, слезая с крыши:
Деву красы несравненной, Деву красы несравненной Не стал бы и я обнимать, Коль денег с той девы не взять.Они уложили разбитый колокол в кожаный мешок, навьючили его на лошадь, приторочив для равновесия молот и топор, и сели на своих коней. Вьючных лошадей вел в поводу черномазый.
— Прощай, старый дьявол из Блоскуга. Поклонись от меня тингведлирскому пастору и скажи ему, что здесь был палач и чиновник его королевского величества Сигурдур Сноррасон.
Йоун Хреггвидссон пел:
На коне, прегромко ржущем, Вместе с девами младыми, Вместе с девами младыми, Вместе с девами младыми Сам король наш едет, всемогущий.Они отправились назад той же дорогой, возле устья Эхсарау перешли реку вброд, поднялись вверх по склону и двинулись обычным путем вдоль озера на запад, к пустоши Мосфьедльсхейди.
Глава вторая
Йоуна Хреггвидссона, как всегда, нельзя было ни в чем уличить, но, как всегда, он должен был понести наказание. Вообще-то в голодные весны каждый пытался стянуть что-нибудь из рыбацких сараев в Скаги — кто рыбу, кто веревку для сетей. А голодными были все весны. Но в Бессастадире часто не хватало рабочих рук, и фугт [54] был рад, когда судья посылал ему людей в работный дом, именуемый также «Гробом для рабов», где и совершившие преступление, и только подозреваемые в них были одинаково желанными гостями. Но в начале сенокоса власти в Боргарфьорде обратились к фугту с просьбой освободить Йоуна и отправить его домой на хутор Рейн в Акранесе, ибо его семья осталась без кормильца и ей приходится туго.
54
Фугт — судебное должностное лицо. (Прим. Л. Г.).