Самовар с шампанским
Шрифт:
– Что?
– Я вовсе не грубиян, просто сильно нервничаю в самолете, теряю над собой контроль, – признался Валерий. – Ругаюсь от перевозбуждения. Ничего поделать не могу.
– Забавно, – хмыкнула я, – интересная реакция на стресс. А когда вас вызывает высокое начальство, вы на него тоже визжите от того, что боитесь шефа? Нет? Значит, умеете управлять собой. Тот, кто вопит на человека, который не имеет права ему ответить, омерзителен. Но я-то не бортпроводница, поэтому могу сказать: оставьте меня в покое, я не общаюсь со скандалистами.
– А вы с характером, люблю таких женщин! Давайте
И тут очень вовремя появилась бортпроводница:
– Вот капельки.
– Мила, – окликнула я соседку, – выпейте лекарство.
Та не издала ни звука.
Я осторожно потянула за край пледа, в который она закуталась с макушкой.
– Не бойтесь, самолет спокойно летит. Вам станет легче от микстуры.
Одеяло свалилось пассажирке на колени, я увидела часть щеки и небольшой, замазанный корректором шрам на скуле. Длинные волосы Милы откинулись назад, правое ухо обнажилось, раковина вверху имела не округлую, а усеченную форму и полностью приросла к коже головы. Я замерла мне сразу вспомнился кабинет Дегтярева, куча фотографий на столе, снимок, на котором было запечатлено точно такое же странное ухо, и вторая фотография с женским лицом, на правой скуле которого было родимое пятно размером с ноготь моего большого пальца. Я еще раз всмотрелась в лицо соседки: нет, этого просто не может быть!
– Ей плохо? – занервничала стюардесса. – Ой, она не моргает! Надо спросить у пассажиров, нет ли среди них доктора.
– Ну-ка, пустите, – велел грубиян, – я врач.
Я немедленно встала, Валерий склонился над Милой, потрогал ее шею, выпрямился и сказал:
– Только не орите, всех пассажиров перепугаете. Она умерла.
Глава 2
Бортпроводница, не сказав ни слова, убежала.
– Только не вопи, – быстро предупредил Валерий.
– Я не собиралась кричать, – ответила я. – Вы уверены, что она скончалась?
– Да, – без колебаний подтвердил сосед.
– Добрый вечер, – произнес стройный мужчина, вышедший из-за занавески, отделявшей бизнес-салон от кабины пилотов. – Я Алексей Макаров. Что тут случилось?
– У вас в самолете труп, – понизив голос, сообщил Валерий.
– Ммм, – протянул летчик. – Это точно?
Валерий открыл багажное отделение, достал оттуда сумку, вытащил из нее визитку и протянул Макарову.
– Валерий Никитович Груздев, заведующий отделением экстренной хирургии, доктор медицинских наук, – прочитал вслух Макаров. – Понятно.
– Мила только что разговаривала, – вмешалась я, – ей еще можно помочь, искусственное дыхание сделать.
Доктор опять наклонился над женщиной:
– Бесполезно.
– Вы просто не хотите ничего предпринимать, – возмутилась я.
– Что нам теперь делать? – прошептала бортпроводница.
Груздев выпрямился:
– Не впадать в панику. Ничего не сообщать пассажирам. В бизнес-классе толпа иностранцев, они не понимают, о чем мы беседуем, и вообще все спят. Труп находится в первом ряду кресел, мимо могут пройти в туалет только ВИП-пассажиры. У вас есть мешки с почтой?
– Да, – кивнул Макаров.
Врач натянул на голову Милы плед.
– Бросьте мешки на свободное место около тела. Дарья сядет там, где сидела до того, как переставили Мотю. Перевозку с чихуахуа поставим в проход. Правилами так поступать запрещено, но у нас ведь особый случай. Сомневаюсь, что Дарья согласится лететь до Москвы, сидя рядом с покойницей.
Стюардесса посмотрела на пилота:
– Мы можем переместить тело в…
– Нет, – резко перебил девушку Валерий Никитович, – нельзя ее трогать!
– Почему? – рассердилась я.
– Она что-нибудь ела, пила незадолго до смерти? – задал вопрос врач.
– Я принесла ей успокаивающие капли, – пролепетала бортпроводница, – и дама их принять не успела.
– Мила проглотила какое-то лекарство, – вспомнила я. – Вы устроили в салоне истерику, она очень испугалась, а когда из экономкласса раздался крик: «Падает», она решила, что самолет рушится. Я пыталась разубедить ее, но Мила меня не слушала, выглядела безумной.
– Сильно побледнела или покраснела, бегающий взгляд, суматошные движения, бессвязная речь? – перечислил Груздев. – Жаловалась на жар, потом на озноб?
– А вы откуда знаете? – удивилась я. – Все верно, но Мила говорила очень тихо, даже я ее с трудом расслышала.
– Я перечислил вам далеко не все симптомы панической атаки, – пояснил Валерий Никитович. – А что она проглотила?
– Понятия не имею, – пожала я плечами. – Вытряхнула пилюлю из таблетницы, потом швырнула ее на пол, вон она валяется.
Стюардесса хотела поднять круглую коробочку.
– Нельзя, – резко сказал Груздев. – У вас есть перчатки? Надеюсь, хлеб-булочки вы раскладываете на тарелки не голыми руками?
– Катя, принеси, – велел пилот.
– И новый полиэтиленовый пакетик, – велел Груздев.
Я слегка напряглась:
– Хотите упаковать улику?
Хирург приподнял брови:
– Да. Откуда вы знаете, как обращаются с вещдоками?
– Сериалы смотрю, детективы читаю, – вывернулась я. – Вы полагаете, что Милу кто-то убил? Надеюсь, меня не подозреваете?
– Подозревать – не моя профессия, – парировал Груздев. – И как мне показалось, убить вы хотели меня.
– За дело, – отбила я подачу, – за уникальное хамство по отношению к Кате и омерзительное поведение во время полета.
– От трупа пахнет горьким миндалем, – вдруг сказал Валерий. – Неужели вы не ощущаете?
– Нет, – ответила я и ахнула: – Цианистый калий! Вот почему вы не стали делать Миле искусственное дыхание, ее было невозможно реанимировать!
– Может, синильная кислота, – пожал плечами Груздев. – Что-то мне с вами, Дарья, расхотелось после полета кофе пить. Ваша девичья фамилия случайно не Борджиа?
Я резко повернулась и пошла в туалет. Влипла ты, Дашутка, в историю. Обижаться на доктора не стоит, я бы сама сразу заподозрила соседку отравленной ядом. Однако этот Груздев быстро пришел в себя! Совсем недавно он закатывал истерику, а сейчас совершенно адекватен. И внешне он вполне симпатичный – темные волосы, карие глаза, усы, бородка. Надо же, я всегда думала, что хирурги обязательно гладко выбриты: растительность на лице – рассадник инфекции и, наверное, очень неудобно прятать бороду под маску.