Самозванка
Шрифт:
Ужасный, ну просто ужасный человек! Лицо Кэти пошло красными пятнами, и она поторопилась опустить ногу и расправить юбку. Он смотрел на ее ноги так, будто это какой-то товар, выставленный на продажу. Причем товар уцененный, бывший в употреблении. Хорошую же службу сослужила мне Корди, или, вернее, ее репутация!
— Главной причиной, заставившей меня согласиться на поездку в Испанию, было дать возможность вашей матери посмотреть на внука, — сказала она с холодным достоинством, которым очень гордилась. — Если у вас нет желания отвезти нас, я могу доехать
— Моя мать примет вас, когда будет в состоянии сделать это, — вежливо прервал ее Хавьер. — Прошло не так много времени со дня смерти Франсиско, и она должна еще привыкнуть к мысли, что он оставил после себя ребенка. А Томас вас никуда не повезет. Я запретил ему.
Запретил? Да, он предусмотрел и это. Здесь его слово — закон, и Томас, да и другие обитатели его маленького королевства беспрекословно подчиняются приказам своего повелителя. Горло ей обожгло что-то острое и горячее, и голос стал хриплым от гнева:
— Тогда какого черта я здесь делаю? Вы что, не могли подождать, пока она будет готова? К чему попусту тратить мое время?
Кэти вскочила с кресла, чувствуя, что готова убить этого спесивца. Но гнев ее оказался совершенно бесполезным, натолкнувшись на непробиваемую стену его совершенно очевидного равнодушия. На смуглом, с резкими чертами лице не отразилось никаких эмоций. Это была выработанная годами привычка мужчины, слишком хорошо воспитанного, чтобы реагировать на неприличное поведение какой-то базарной торговки. И Кэти не осталось ничего другого, как вновь усесться в кресло. Она была словно выжатый лимон. А дону Хавьеру хоть бы что: он поднялся с врожденной грацией и нажал кнопку рядом с широкой кедровой дверью.
— Пойдемте, пора ужинать.
Вот так-то вот! Как будто я никаких вопросов и не задавала! Кэти вся кипела от злости. Она резко поднялась и пошла за ним следом, желая только одного — поскорее покончить с едой и уйти к себе. Остаться вместе со спящим ребенком и обдумать, что же делать дальше.
Сев напротив хозяина за овальным столом, Кэти резким движением расстелила на коленях салфетку. В этот момент вошла Пакита и подала на стол то, что она гордо назвала ?sopa de maris-cos al vino de Jerez? и что Хавьер перевел куда более прозаически: суп из моллюсков в хересе.
Блюдо оказалось очень вкусным, Кэти ела быстро и с аппетитом, хотя и твердила про себя, что никогда не села бы с ним за один стол, если бы не была голодна как волк.
Еще теплый, с аппетитной корочкой хлеб, поданный к остро пахнущему морем супу, был восхитителен. И тут Кэти вдруг увидела, как изящная смуглая рука поставила на скатерть бокал, и уже не могла больше отвести глаз от мягкого шелка волос между безупречно белым манжетом и кожаным ремешком плоских часов. Горло ей сжало спазмой, и она замерла с полным ртом, не в силах проглотить.
— К супу из моллюсков прекрасно подходит ?Manzanilla?. Это вино придает еде особый аромат, — тихо, но с прохладцей сказал Хавьер.
Она опустила ложку в тарелку, стараясь побыстрее проглотить все, что у нее было во рту. Он дает мне понять, что я веду себя за столом точно невоспитанный ребенок! Он никогда не упускает возможности хоть как-нибудь унизить меня! — оскорбилась Кэти, и аппетит у нее моментально пропал.
— Мы получаем это вино с виноградников в Санлукар-де-Баррамеда. Считается, что ветры с Атлантики придают ему неповторимый, слегка солоноватый привкус. — Хавьер с задумчивым видом отхлебнул из своего бокала, не отводя слегка прикрытых веками глаз от ее сверкающего фиолетового взгляда. Скорее машинально, чем осознанно, Кэти тоже сделала небольшой глоток. Соленый херес?
Но он оказался бодрящим, холодным и с необычным, интригующим вкусом, немного светлее по цвету, чем ?Fino?, которое она пила в качестве аперитива. Однако если Хавьер и заметил ее удивление, сменившееся удовольствием, то никак не прореагировал на это.
— Доешьте суп. Пакита очень расстроится, если вы не вычистите тарелку до дна.
— Я не ребенок, — чопорно ответила Кэти. Его глаза тут же скользнули по крутым изгибам ее груди, и он согласился:
— Да, вы правы.
Кэти решила не реагировать и хранить гордое молчание. Так она и делала, пока ела салат, потом цыпленка с чесночной подливой и запивала легким риохским вином.
— Положить вам сладкого пирога? — спросил Хавьер, беря серебряную лопаточку для торта длинными, тонкими пальцами.
Кэти помотала головой. Она не могла съесть больше ни крошки, а риохское, наложившись на все продегустированные ею хересы, ударило в голову. Она не привыкла к алкоголю в таких количествах.
Серебряная лопаточка аккуратно легла на скатерть, а сам хозяин откинулся в кресле, и его голос с приятным акцентом был слишком уж ровным и спокойным:
— Я слышал, вы пытались отказаться от услуг Розы. — Улыбка приподняла уголок его рта, но глаза оставались холодными. — Если это было сделано в попытке доказать мне, какая вы чудесная мать, то выстрел не достиг цели.
Кэти поспешила проглотить едкий ответ: она не могла позволить себе говорить, пока язык не начнет опять слушаться ее. Она уже проклинала себя за то, что соглашалась попробовать все эти хересы, не говоря уже о вине. Надеясь, что он примет ее молчание просто за нежелание удостоить его ответом, она встала со своего места и с ужасом почувствовала, что ее пошатывает, а голова кружится. Она поспешила сесть назад и немедленно услышала сдержанно саркастическое замечание:
— Бедняжка Хуан! Будем надеяться, что сегодня ночью ему не понадобятся ваши заботы. Если же вы придерживаетесь другой точки зрения, я позволю себе предложить, чтобы вы все-таки вызвали Розу из ее вынужденной отставки.
Ребенок на попечении пьяницы! — в ужасе думала Кэти, голова у нее шла кругом. Этот негодяй, по-видимому, нарочно подсовывал мне одну безобидную рюмку вина за другой и спрашивал мое мнение таким учтивым, вкрадчивым голосом. А сам хотел только одного — лишний раз доказать, что я не гожусь в матери даже дождевому червю, не говоря уж о его племяннике!