Самураи. Военная история
Шрифт:
К концу февраля китайский командующий, который до того рассматривал штурм крепости Урусан как дело незначительное, попытался начать переговоры. Японцы отклонили все предложения и воспользовались коротким перерывом, чтобы разжечь костры из сломанных стрел и насладиться обедом из горячей конины, срезанной с трупов их лошадей. Следующий день был тихим, но очень холодным, и многие истощенные самураи, которые уселись погреться на солнечной стороне башен, были затем найдены замерзшими насмерть. К голоду прибавилась пытка жаждой. Поскольку в крепости не было воды, японцы делали ночные вылазки и приносили воду из горных расщелин, но теперь осаждавшие воспрепятствовали этому. Солдаты, сражавшиеся днем, ночью выбирались наружу и лизали раны павших и даже втайне ели сырое мясо, срезанное с трупов китайцев. Они жевали бумагу, ставили ловушки на мышей и ели их; пренебрегая стрелами часовых, обыскивали одежду убитых врагов в поисках случайного зернышка сушеного риса. Однажды ночью китайцам удалось за-хватить сто человек
Со временем известия об этом дошли до других японских командиров, которые спешно собрали войска, чтобы снять осаду с Урусана. Курода, Хатисука и Набэсима выступили с войском в 50 000 человек и прибыли как раз в момент, когда начинался новый приступ. Без колебания они ударили в тыл китайским войскам, и в то же время флот Кониси прорвал блокаду Ли Сунсина, чтобы доставить осажденным припасы. На этом кончились страдания доблестных защитников, которые столько времени продержались без еды и питья, не считая талого снега. С ощущением, будто они воскресли из мертвых, они сняли свои доспехи. Для командовавших защитой Урусана, Като Киёмаса и Асано Юкинага, это стало личным триумфом. Несколько дней спустя Асано написал восторженное письмо отцу, Асано Нагамаса, ветерану кампании 1592 г. В нем он подчеркивал превосходство японского оружия, поскольку, хотя корейцы и китайцы и вооружили теперь некоторые свои части аркебузами, преимущество все же оставалось на стороне японцев:
«Когда войска отправятся [в Корею] из провинции Каи, пусть возьмут как можно больше ружей, поскольку никакого другого снаряжения не требуется. Дайте строгий приказ, чтобы все люди, даже самураи, имели ружья».
С наступлением весны китайцы получили новые подкрепления, и Кониси стал советовать оставить форты и сконцентрировать войска в Пусане. Но Хидэёси не желал об этом слышать. Он, однако, отозвал большую часть армии, оставив дивизию с Кюсю и еще несколько отрядов охранять лагеря, против которых китайцы предпринимали бесплодные атаки в течение всего лета. Один из этих лагерей удерживал клан Симадзу во главе с Симадзу Ёсихиро. До сих пор это семейство сколь-либо заметно не отличилось в войне, хотя Ёсихиро и потерял старшего сына Хисаясу в 1593 г., но теперь им выпала честь участвовать в последнем сражении корейской войны на суше. То была битва при Сочоне, 30 октября 1598 г. Как и в сражении при Пёкчжэ, противники встретились лицом к лицу. Китайцы понесли большие потери. В ответ на требование Хидэёси представить доказательства воины Сацума отрезали уши у 38 700 вражеских голов, засолили их и послали в Киото. Там их захоронили в насыпи, известной как «Мими-дзука», или «гробница ушей» – ужасный памятник ужасной войне. Вскоре после этой битвы до Кореи дошло известие о смерти Тоётоми Хидэёси, который скончался 18 сентября. С его смертью развеялась мечта об империи, уже ставшая кошмаром, и в японских лагерях в Корее повсюду радостно приветствовали приказ об отправке домой.
Но война еще не кончилась, оставался последний раунд, так как японцам еще предстояла эвакуация остававшихся в Корее войск. Чтобы обеспечить безопасное отступление, известие о смерти Хидэёси держали в строгом секрете от корейцев, чтобы они не предприняли нападение во время погрузки войск. Но корейские шпионы в Японии вскоре узнали о намерениях японцев, и когда Кониси выходил из пролива Ноньян 16 декабря 1598 г., до него вдруг донесся звук пушечного выстрела. Вскоре он встретил отряд судов Симадзу, который вышел со своей базы на острове Сучон и столкнулся с кораблями адмирала Ли, жаждавшего нанести последний удар по уходящему врагу. Атака началась в полночь, и теперь сражение было в самом разгаре. Воины Симадзу дрались отчаяно, им удалось взять на абордаж корабль первого помощника адмирала и убить его командира. Адмирал Ли подоспел на помощь, но в этот самый момент пуля поразила его под мышку, и он упал. «Пусть никто не видит, это может повлиять на ход сражения», – сказал он стоявшему рядом моряку. Его прикрыли щитом и не стали никого извещать о его гибели. Японцы отступили. Симадзу вышли из боя с пятьюдесятью кораблями, а Кониси воспользовался сумятицей битвы и прорвался в открытое море. «Но, как только стало известно о гибели их Великого Адмирала, скорбные возгласы как корейцев, так и китайцев разнеслись далеко над океаном». Так погиб адмирал Ли – в тот самый момент, когда последний самурай покидал Корею.
На этом закончилась корейская война, кампания уникальная в военной истории Японии, единственный случай, когда энергия самураев была направлена на агрессивные действия против соседней страны. Она началась как первый этап грандиозного проекта, целью которого было завоевание Китая, но в результате не принесла никакой территориальной, финансовой или политической выгоды. В Японии ее образно нарекли «кампанией с головой дракона и хвостом змеи». Иначе говоря, ее начали очень энергично, но постепенно энергия японцев иссякла. Тем не менее она оказала большое влияние на последующие поколения, особенно когда в Японии строились планы создания новой азиатской империи, а успех самураев на корейской земле считали «цветком, достойным украсить японскую историю». Прежде чем циничный читатель осудит такой взгляд на войну, превратившую Корею в пустыню, ему стоит сравнить его с распространенным в Англии отношением к походам Генриха V во Францию и вспомнить, что в истории Японии корейская война была единственным случаем заморской агрессии за шестьсот лет. Более того, вторжение китайцев в конце 1592 г. было для Кореи почти таким же бедствием, как и высадка японцев. Когда китайцы перешли через Ялу, корейцы уже готовы были перейти от обороны к наступлению; можно предположить, что если бы китайцы не явились, чтобы разделить с корейской армией ее и без того скудные запасы, Корея к тому времени могла бы превратиться в один огромный военный лагерь. Тогда освобождение северной Кореи стало бы лишь вопросом времени. Но получилось так, что Корея подверглась разграблению со стороны обеих наций и беспомощно наблюдала, как две великих державы сражаются на ее земле – далеко не последний раз в корейской истории. К тому же, когда в 1598 г. японцы ушли с Корейского полуострова, китайцы оставили там гарнизон в 34 000 человек, что едва ли способствовало возрождению Кореи.
Для Кореи война обернулась трагедией. Вся страна стала полем битвы, и помощи ждать было неоткуда. Города и села лежали в руинах, повсюду бродили голодные беженцы и шайки разбойников, а коррумпированные чиновники набивали карманы, пользуясь всеобщим смятением.
Война нанесла удар и по минскому Китаю. У китайского правительства к началу войны и без того хватало внутренних проблем, а проведение кампании в Корее обошлось ему очень недешево. Только для второй корейской экспедиции ки – тайской армии потребовалось 118 000 зажигательных стрел, 41 тонна пороха, а также мечи, фураж и рис. Это не просто истощило ресурсы нации: поскольку большая часть войск была переброшена из северного Китая, защита его границ была ослаблена, что в конечном счете привело к завоеванию Китая маньчжурами.
И для Японии эта война была неудачной. Кампания провалилась, поскольку Хидэёси не смог понять, что для достижения успеха на суше необходимо преобладание на море. Вопрос был не в создании более совершенных кораблей и не во взаимодействии армии и флота – что, кстати, было достигнуто перед отправкой второй экспедиции. Необходимо было запереть или полностью уничтожить вражеский флот, прежде чем высаживать в Корее хотя бы одного самурая. Если бы это было сделано в то время, когда Вон – Гюн еще командовал корейским флотом, весь ход кампании мог быть иным. Но подобные идеи в корне противоречили традиционному япон-скому взгляду на корабль как на плавучую платформу для солдат, и ни Хидэёси, ни его командиры не имели опыта, который позволил бы им думать иначе. Так что предоставим читателю возможность гадать, что было бы, если бы второй эшелон армии вторжения высадился и двинулся на Китай.
Что же получила от всего этого Япония? С точки зрения военной и политической – ничего. Привезли домой немалую добычу, включая такие странные предметы, как камни для строительства замков и садовые деревья. Самым неожиданным результатом корейской войны и наиболее долговечным ее памятником стал переезд в Японию десятков корейских гончаров. Благодаря пристрастию японцев к чайной церемонии их привезли в Японию, чтобы они продолжали там заниматься своим ремеслом. С ними, без исключения, хорошо обращались, некоторые из них вступили в смешанные браки, другие сохранили чистоту корейской крови и чисто корейский стиль керамики. Жестокая корейская война имела по крайней мере одно мирное последствие.
Глава XI
Последние счеты
Когда усталые самураи вернулись домой из Кореи, они обнаружили, что Япония стала совсем другой страной, отличной от той, которую они покинули. Великий диктатор заложил основы современной Японии, но умер так, как боятся окончить свои дни все диктаторы – оставив наследником малолетнего сына. Тоётоми Хидэёри было пять лет, когда умер его отец, и хотя многое говорит о том, что Хидэёси в последние годы жизни постепенно терял рассудок, его хватило на то, чтобы по возможности лучше обеспечить будущее Хидэёри. С этой целью он создал совет из пяти регентов, которые должны были править до совершеннолетия Хидэёри. Выбор его был интересен, каждое из этих имен уже знакомо читателю. То были Укита Хидэиэ, Маэда Тосииэ, Мори Тэрумото, Уэсуги Кагакацу и Токугава Иэясу.
Особенно удивительна параллель между 1598 и 1582 годами. В 1582 г. Хидэёси объявил наследником годовалого внука Нобунага. Затем он укрепил свое политическое влияние и дождался, когда соперники дадут ему повод к войне. Результатом была кампания под Сидзугатакэ, и Хидэёси за десять месяцев захватил владения Нобунага. В 1598 г. роль Хидэёси сыграл Токугава Иэясу, самый могущественный даймё в Японии, с доходом в 2 557 000 коку. Если учесть, что один коку равен количеству риса, достаточному, чтобы в течение года прокормить одного человека, это была колоссальная сумма. Второе место поделили Мори Тэрумото и Уэсуги Кагэкацу, доход каждого из которых составлял примерно половину дохода Иэясу. Из них Мори, который «правил» Внутренним морем из своего замка в Хиросима, пользовался большим влиянием, чем Уэсуги, чьи владения находились на севере Хонсю. Мори, в отличие от Уэсуги, сражался в Корее. Ни у того, ни у другого тем не менее не было войска, равного армии Токугава.