Самурай Ярослава Мудрого
Шрифт:
И тут я понял, что медведя должен убить князь. Не я, не с моей помощью, а сам. Лично. А потому я коротко поклонился Ярославу и припустил в противоположную от криков сторону, стараясь скрыться в лесу до того, как княжьи люди выбегут на поляну.
— Ферзь! — удивленно окликнул меня князь, но, прежде чем мой дайме успел отдать мне приказ, я обернулся на бегу, прижал к губам палец, призывая к молчанию, и скрылся в лесу.
Глава XXXIV
Ночь шла спокойно. Но всю ночь я не сомкнул глаз. Что-то давило. Что-то сильно, ощутимо давило на сердце, на душу. И, как стало уже обычным, я не понимал, в чем
Меня убьют, что ли, сегодня? Ну что же, если так суждено, то все равно ничего не поменять. Уным я задал направление, двое из них, как минимум, сумеют дальше пойти сами. Выйдет у них интересный сплав японского и русского боя на мечах. Убойная смесь, я думаю. А как же Граф, которого я оставил на Деда? Тот пообещал присмотреть за псенышем, а если что, отправить его к Ратьше на двор, там уж разберутся, что делать с породистой собакой. Да и как сам Дед? Он уже отвык жить один. А Поспелка? Много вопросов с неприятными ответами, но, как ни крути, а в целом все решаемо. Поспелка останется при уных, Дед снова привыкнет к одиночеству, Граф приживется у Ратьши. Вот и все. Хотя, конечно, не хотелось бы, если честно, — много интересного намечается впереди. Даже то, что мы вроде как помирились с угольцами, не гарантировало нас от проблем в здешних лесах — тут и кроме угольцев водилось, как я понимаю, множество разбойничьих банд, отловом которых придется заняться. Это даже если не говорить про мое додзе. Хватит. Просто — хватит. Все.
— Что думаешь, Ратьша? — негромко спросил Ярослав у хмурого тысяцкого. К лагерю уже приближался рассвет.
— А что я скажу, княже. Правильно сделал Ферзь, что убежал. Теперь ты — победитель медведя, а самое главное, ты выиграл войну с угольцами, ее не начав, — отвечал тысяцкий.
— И ты думаешь, что угольцы сдержат слово? Тут каждый второй — тать, по лесам с кистенем бегают, а по реке корабли грабят. Я ведь это пресеку.
— Не знаю, княже. Больно хороший повод для них войну не начинать, они же понимают, к чему привела бы война в конце концов. Но, как говорится, доверяй, но проверяй.
— Было бы все как обычно, набрали бы заложников, и все. А тут теперь, коли стану заложников брать, беда выйдет, — князь поднялся и, сильно прихрамывая, прошелся по шатру.
— Да, заложников брать не след. Но, пока угольцы не очухались от твоего подвига, пора ставить стены, княже. Для будущего града, — твердо сказал Ратьша.
— Оно так. Надо бы еще людей призвать из Ростова, плотников, кузнецов, работных людей. А часть дружины отправить в Ростов. Упаси Бог, возьмет кто Ростов на щит, вот тогда и будет нам новый город. Я отпущу завтра же всех своих дружинников вместе с обозом. Они проводят его по лесам, вернутся обратно, набрав людей и припасов. Но большая часть их останется в Ростове.
— Князь, значит, ты веришь угольцам? — с легким удивлением спросил Ратьша.
— Я верю Богу, — негромко, но твердо сказал Ярослав, — это он надоумил меня поставить тут город. Это он прислал нам Ферзя. Это он спас меня сегодня от медведя. Ты видел зверя? Я никогда бы не справился с ним, признаюсь перед тобой как на духу. Я бы даже увидеть его не успел, когда бы Ферзь не упредил. Это он вложил волхву понимание того, что произошло. И я верю, что все будет хорошо. Пусть обоз привезет и несколько богомазов и священника. Я поставлю церковь раньше, чем мы закончим стены. И я оставлю в Ростове большую часть дружины, а при себе оставлю варягов. Я бы оставил
— Князь! — невольно воскликнул Ратьша. — Воля твоя, но как же…
— Ты не веришь мне, тысяцкий? Не веришь в мои слова? В мое дело? — Ярослав говорил негромко, но словно плетью бил своего старого друга.
— Все будет так, как ты повелишь, княже, — поклонился Ратьша, до глубины души потрясенный «тысяцким».
— Вот это уже лучше, Ратьша. А теперь все. Ступай. Мне надо подумать, — князь смотрел в сторону, дергалась на шее жилка, и Ратьша не стал больше ничего говорить, лишь поклонился и вышел из шатра.
Я поднялся со своего ложа на куче лапника. Всегда на таком спалось лучше, чем на перине, а теперь оно казалось на редкость неуютным. Хлопнул себя по карману, обманывая себя, сделал вид, что просто так хлопнул, а не сигареты искал. Курить не хотелось. А вот привычка все вопросы обдумывать с сигаретой не ушла. Но зато очень хотелось мне сейчас чаю. Пусть даже просто заваренного в котелке. Но чай, как и табак, тут появится в свободной продаже еще очень не скоро. Разве что можно было поспрошать на торгу в Ростове или в Киеве, у заморских купцов, вдруг возят для личного употребления. Но не сообразил.
Сегодня непременно случится какое-то большое несчастье. Я не знаю, что это будет, и касается ли это меня одного. Просто оно будет — и все. Браслет Ягой, как мне казалось, сегодня намного туже обтянул мою руку. Я всмотрелся в него, змеи привычно задвигались, хорошо, что больше этого никто не видел. Увижу ли я еще когда-то стражницу? Свою ли дорогу я стараюсь пройти, служа князю, натаскивая уных на варягов? Странные мысли. Странное утро. Странный Ферзь.
Ощущая себя решительно странным, я тихо поднялся и пошел пройтись к засекам. Так. Варягов с нами около пятидесяти человек. Многовато против семнадцати уных, многовато. Да что я считаю, им драться, что ли, прямо сегодня?! Но тем не менее…
Радовало то, что теперь площадку для занятий искать станет проще. Почему-то я верил тому рослому волхву. Люди с такими лицами просто брезгуют лгать и никогда не обещают того, в чем не полностью уверены. Не думаю, конечно, что ему до конца поверили князь или Ратьша. Или Иннар. Да что мне за дело до варяга?
И тут я нос к носу столкнулся с Ратьшей, ведшим в поводу своего коня. Утро, чувствуется, будет добрым!
— Слава Богу, Ферзь. Я к тебе и шел. Поговорить надо, — тысяцкий говорил негромко и неумолимо шел к засекам, подальше от лагерных палаток и телег обозников.
— Слушаю тебя, тысяцкий, — я коротко поклонился. Ратьша посмотрел на меня с какой-то горечью, кивнул в ответ головой:
— Не спится, Ферзь? — спросил он неожиданно.
— Не спал всю ночь, Ратьша, — почувствовав настроение собеседника, я назвал его по имени и, кажется, попал, — сурово нахмуренные брови Ратьши немного раздвинулись.
— И я не спал. Дело такое, Ферзь. Князь сегодня отправляет меня с дружиной и частью обозников в Ростов. Там мы и останемся почти все. Сюда я вам пошлю потом сотню Черного и разведчиков, обоз охранять. А еще пошлю полсотни дружинников, когда отъедем от лагеря, обратно. Чтобы к ночи были здесь. Прикажу им слушать тебя, а уж куда их девать — твое дело. Если князь разгневается — так тому и быть, — Ратьша явно мучился. Мучился от того, что должен уехать. Что хочет нарушить приказ князя. Что не может вернуться сам и вынужден полагаться на меня.