Самурай
Шрифт:
— Тюсаку Мацуки…
— Стоит ли верить сейчас тому, что говорил Мацуки. Он утверждал, например, что Совет старейшин отправил нас в это путешествие, чтобы не возвращать самураям нашего звания принадлежавшие им в прошлом владения, но я не верю этому. Во время нашего путешествия меня поддерживало обещание господина Сираиси. По-моему, Мацуки покровительствуют противники господина Сираиси, вот в чем дело… А как думаете вы, Хасэкура?
— Стать христианином… даже если это только уловка… все равно у меня такое чувство, что я как бы отворачиваюсь от рода Хасэкура, от предков…
— То же самое испытываю и я. И совсем не собираюсь отрекаться от веры предков. Она останется в моем сердце. Будет гораздо большим несчастьем, если нам не удастся вернуть их земли.
Самурай чувствовал, что внутри у него все разрывается. Шум дождя напомнил ему сезон дождей в Ято. Дни бегут, а дождь не позволяет выйти на улицу, дом наполнен множеством запахов, сухие ветки в очаге дымят, дети кашляют — вот что такое сезон дождей в Ято. Земля раскисла от дождя…
— Подумайте, Хасэкура.
Самурай посмотрел на изображение человека, висевшее на стене. На их корабле, плывшем по безбрежному морю, купцы каждый день слушали истории, которые рассказывал о нем Веласко. Веласко говорил, что он умер, приняв на себя грехи человечества. Потерпевший поражение князь ради спасения своих верных вассалов кончает жизнь самоубийством, объяснил улыбаясь Веласко. Так же и он — умер ради того, чтобы вымолить у Бога прощение для людей. Значит, вместе с людьми он восстал против Бога? Нет, это не так. Он не совершил ничего такого. Он никогда не восставал против Бога. Он просто умер, пожертвовав собой ради людей.
Купцы, хотя и не верили этим фантастическим историям, кивали головой. Человек, о котором рассказывал Веласко, интересовал их не более, чем камень на обочине дороги. Камнем можно забивать гвозди, когда же необходимость в нем отпадает, его можно выбросить. Если поклонение этому человеку поможет торговле с южными варварами, купцы готовы молиться ему, а потом — станет ненужным — выбросят.
«Какая же разница… между мной и торговцами?» — моргал глазами Самурай, задавая себе этот вопрос.
Жалкий, худой, униженный человек, которого можно спокойно выбросить, когда в нем пропадет нужда, человек, рожденный в далекой неведомой земле и умерший в далеком прошлом, — нет, он не имеет к нему никакого отношения, думал Самурай.
— Я не отрицаю факта крещения. — Отец Валенте, тяжело вздохнув, поднялся с кресла. Он тяжело дышал, будто ему было жаль нападать на Веласко. — Но мне не известно, насколько чисты были их помыслы.
— Что вы имеете в виду? — спросил тот же епископ.
— Я уже говорил. Когда начались гонения, половина японских верующих рассеялась как туман. А если гонения ужесточатся, то и другая половина, думаю, без колебаний отречется от христианства. Чем обращать в веру новых, лучше подумать о том, как оборонить саму веру…
— Ваши преосвященства, — не дав договорить, перебил его Веласко, — мне бы хотелось возразить на эти оскорбительные слова отца Валенте, чтобы восстановить доброе имя тридцати восьми японцев и посланника, о котором я вам говорил. Весьма прискорбно слушать такие слова из уст священнослужителя. Он оскорбляет великое множество японских верующих, им же самим крещенных.
— Я их не оскорбляю. А говорю истинную правду…
— Даже если ваши слова — истинная правда, — воскликнул Веласко, — вы, кажется, забыли, что таинство крещения — это благодать, превосходящая человеческие побуждения. Даже если их помыслы были нечисты, Господь все равно не отвратит от них взора. Даже если Господь нужен им из корысти. Он никогда не оставит их. И вот… — Он умолк на мгновение. — Я вспомнил приведенные в Священном Писании слова Господа нашего Иисуса, увещевавшего Иоанна. Когда Иоанн порицал человека, который именем Божьим исцелял больных, Господь сказал: «Кто не против вас, тот за вас».
И тут Веласко ощутил укол в сердце, точно грудь его пронзил острый клинок. Он знал, что японские купцы не верили, его проповедям. Ему было известно, что крещение послужило их торговле, их барышам. И все же он закрывал на это глаза.
— Собор епископов не намерен выслушивать богословский спор о крещении, — заявил сидевший с краю епископ, подняв руку. — Мы должны решить, являются прибывшие сюда посланники официальными представителями Японии или личными представителями одного из князей. Но прежде необходимо выяснить, на что мы можем рассчитывать: кратковременными или длительными будут гонения на христиан в Японии?
— Речь не должна идти ни о кратковременности, ни о длительности гонений, — ответил Веласко спрашивавшему епископу. — В Эдо, где находится замок нынешнего правителя Японии, и в тех провинциях, которые находятся под его непосредственной властью, действительно преследуют христиан. Иезуиты полагают, что эти преследования и гонения будут продолжаться всегда, но мы так не думаем. Нынешний правитель не приемлет христианство, но в то же время он не настолько глуп, чтобы пренебрегать выгодами от торговли с Манилой и Макао. И если Новая Испания обеспечит ему большие выгоды, чем Манила и Макао, он умерит жестокости — мы надеемся, что именно таковы его истинные намерения. Я уже много раз говорил об этом. Следовательно, предоставив определенные выгоды правителю Японии, мы получим пусть неполную, но свободу распространения веры — таково мое мнение. В наших руках добиться прекращения гонений. Епископ, кивнув Веласко, обратился к сидевшему со сложенными на коленях руками отцу Валенте:
— Хотелось бы выслушать мнение отца Валенте.
— Гонения будут продолжаться, — откашлявшись, печально произнес он хриплым голосом. — Запрет на христианство, соблюдаемый сейчас лишь в некоторых провинциях, распространится на всю Японию. Если бы это происходило пятнадцать лет назад, еще можно было бы на что-то надеяться, потому что у нынешнего правителя Японии, о котором говорит отец Веласко, был могучий противник — Тоётоми. Но род Тоётоми утратил влияние, сейчас он еще держится в осакском замке, но в скором времени, видимо, с ним будет покончено. В Японии нет князя, который мог бы противостоять нынешнему правителю. Сёгун в самом деле стремится установить выгодные торговые связи, но предпочитает сближаться с протестантскими государствами. Протестанты обещали ему заниматься только торговлей, а не распространением христианства.
— И отсюда следует, — воскликнул Веласко, — что мы должны отдать Японию протестантам? Это же тот вопрос, с которым связано проникновение Испании на Восток…
Диспут затянулся, на улице стало темно. Епископы обессилели, они с трудом сдерживали зевоту, поводили затекшими плечами. Веласко тоже чувствовал неодолимую усталость. Он закрыл глаза и прошептал последние слова Христа:
«Отче! В руки Твои предаю дух Мой».
Спустившись по сырой лестнице, издававшей характерный для старых монастырей запах плесени, Самурай услышал монотонный хриплый голос: