Самые красивые пары советского кино
Шрифт:
Судя по всему, брак с Марианной был нужен Стриженову только для того, чтобы вернуться в столицу. Иначе как объяснить следующий факт. Не успел актер жениться, как уже завел себе… любовницу – актрису Татьяну Конюхову, которая была на два года моложе его (1931). Вот ее собственный рассказ:
«Наша встреча произошла на Ялтинской киностудии: я снималась в фильме «Вольница», а Стриженов – в «Мексиканце». Увидев меня, он бросился навстречу, будто знакомы сто лет, начал прилюдно обнимать, целовать. И с тех пор, как только на «Мексиканце» заканчивалась смена, мчался ко мне. По возвращении в Москву
В то время я снималась одновременно в трех картинах – «Разные судьбы», «Первые радости» и «Необыкновенное лето». Выкроить время для поездки никак не получалось, и я отправилась к директору фильма «Сорок первый» посоветоваться, как быть.
Посмотрев с состраданием и тяжело вздохнув, он полез в ящик письменного стола, достал какую-то бумагу: «Читай». Это была телеграмма актера Стриженова руководству «Мосфильма». Он просил срочно командировать к нему на съемки жену – Марианну Стриженову. Меня будто обухом по голове огрели: «Как же так? Ведь клялся, что любит меня, а с Марианной его уже ничего не связывает»…
Спускаюсь на эскалаторе в метро, вдруг с ленты, которая едет вверх, кто-то окликает. Поворачиваю голову – парень из операторской группы «Сорок первого»: «Подождите внизу. У меня для вас письмо». Послание было от Стриженова. Олег писал, что принял за любовь «какое-то сумасшедшее наваждение», теперь «очухался» и просит прощения. В общем, от ворот поворот тебе, Танечка! Конечно, я переживала, но потом поняла, что, возможно, судьба уберегла меня от чего-то страшного. Олег тогда любил выпить. И я, довольствовавшаяся прежде бокалом вина, с ним тоже начала «увлекаться». Выйдя за Стриженова замуж, вполне могла разделить участь бедной Изы Извицкой…».
Спустя два года после женитьбы Стриженова на Марианне – 28 июля 1957 года – у них родилась дочь, которую назвали Натальей. В том же году Марианна ушла из Театра Моссовета и перешла в штат Театра-студии киноактера.
Однако этот брак на протяжении всего его существования сотрясали скандалы, поскольку Стриженов в ту пору был чрезвычайно увлекающейся натурой. Вокруг него всегда крутилось очень много воздыхательниц, и его жене приходилось трудно: порой она просто не могла отличить, где у ее мужа просто легкий флирт, а где – настоящий адюльтер. Например, в 1959 году, во время съемок фильма «Белые ночи», Олег пережил очередное серьезное увлечение – на этот раз роман с молодой актрисой Людмилой Марченко (1940).
Людмила с детства мечтала стать артисткой, а в 135-й московской школе была даже примой школьного театра, где сама ставила спектакли. Поэтому во ВГИК она поступила с первого же захода. Во время учебы считалась одной из лучших студенток, поэтому в кино дебютировала рано (в 18 лет) и ярко: в фильме Льва Кулиджанова «Отчий дом» (1959). Увидев ее на экране, сам Иван Пырьев пригласил Марченко на главную роль в свой новый фильм по Ф. Достоевскому – «Белые ночи». Именно там они и познакомились – Марченко и Стриженов, который играл главную мужскую роль (Мечтатель).
Людмила с головой окунулась в этот роман со знаменитым актером, хотя ее родная сестра Галина (Дорожкова) была категорически против их связи. Вот как сама сестра вспоминает об этом:
«Однажды, придя домой, Люся объявила, что уходит от нас – будет жить в Малом Демидовском переулке.
– Разве тебе плохо здесь? – наивно спросила я.
– Я и Олег Стриженов любим друг друга и будем жить вместе.
– Что?!!
Мама вскрикнула, как от удара, встала из-за стола и подошла к двери, словно решив показать, что никуда дочь не пустит. Сраженная наповал таким сообщением, она на некоторое время даже потеряла дар речи. Пауза затянулась – все переваривали новость.
– Ты думаешь, что делаешь? – наконец заговорила мама.
– Думаю.
– Но ведь он женат!
– Олег сказал, что будет разводиться. Он не встречается с женой.
– «Олег сказал, Олег сказал»… – повторила мама. – И ты веришь?!
– Конечно. Мама, ведь ты сама учила, что надо верить!
– Учила. Но это не тот случай. Ты молода и еще плохо разбираешься в людях, ты мало знаешь его. Для него это развлечение!
– Я знаю его хорошо. Я все обдумала.
– Это ошибка, Люда, послушай меня.
– За свои ошибки я буду расплачиваться сама. Ты не понимаешь, он любит меня!
– Если он любит, а не дурит, – почти закричала мама, – почему же прячется по углам и не зайдет к нам, как делают другие, по-настоящему любящие тебя?!
– Он не прячется. Посмотрите, вон – он ждет меня.
Мы подошли к окну и увидели Олега Стриженова, дефилирующего вдоль Моссовета, напротив нашего дома. В изнеможении мама села на диван и заплакала. Я давно не видела ее такой, с тех далеких дней нашего детства, когда принесли похоронку на отца. В квартире хлопнула входная дверь – Люда ушла к нему…»
То, что мама была права, Марченко поняла уже спустя несколько месяцев. Она забеременела и, счастливая, сообщила эту новость Стриженову. А тот, вместо того чтобы радоваться, стал уговаривать ее сделать аборт. Говорил убедительно: дескать, ты еще молода, у тебя только-только начинается карьера в кино, а тут – ребенок… Да и у меня, дескать, дела не слишком хороши: с женой пока не развелся, дочери Наташе всего три года. Короче, уговорил. А чтобы не было огласки, нашел знакомого врача, который сделал Людмиле операцию прямо у себя дома. Но сделал варварски.
И вновь послушаем рассказ Г. Дорожковой: «По приезде из Ленинграда, после съемок, Люда пришла к нам. Мама проверяла тетради учеников, бабушка что-то готовила на кухне. Увидев сестру, я очень обрадовалась, подошла к ней, поцеловала и обняла. Вдруг почувствовала, что она, горячая и бледная, сползает из моих объятий вниз, теряет сознание. А потом вдруг рухнула на пол, как подрубленное деревце.
Мама выбежала из комнаты:
– Людочка, Люда, что с тобой?
Охваченные страхом, мы подняли ее и отнесли на кровать. Бабушка вызвала «Скорую». Приехали пожилой врач с молоденькой сестричкой. Люда по-прежнему лежала в полуобморочном состоянии, с закрытыми глазами и ни на какие вопросы не отвечала. Врач осмотрел ее (у Люды была большая потеря крови), сделал какой-то укол и, взглянув на симпатичное, почти детское личико, спросил: