Самые знаменитые влюбленные
Шрифт:
Не помешало им и то, что Галина – скорее домашний затворник («для меня всегда такая мука – собирать платья, самолет, из самолета в гостиницу, потом их развешивать в чужом шкафу, два дня просидела – опять собирай чемоданы, потом куда-то ехать, эти рестораны бесконечные, в которых я ничего никогда не ем…»), а Мстиславу постоянно было нужно общество, общение, друзья.
И еще одна деталь. Маленькая вроде бы… Галине никогда не было скучно с Мстиславом. Ни тогда, когда они были советскими примами. Ни тогда, когда они ими быть перестали. Их целостность, их любовь, их уважение друг к другу и окружающим позволили им не просто иметь свое мнение относительно того, что происходило вокруг них, а высказывать его с полной ответственностью и не бояться последствий.
Оперная певица и виолончелист на глазах у всего мира задирали великий и ужасный брежневский КГБ, приютив на своей даче Александра Солженицына и публично выступая в его защиту, и в результате вышли победителями. За это пришлось заплатить изгнанием из страны в 1974-м, затянувшимся на 16 лет, но само изгнание это выглядело скорее моральным триумфом. В позднеперестроечные годы их поступок то и дело вспоминался на страницах прессы как образец диссидентской героики «маленького человека» в противостоянии с левиафаном государства, которую так искало и которую так ценило то время.
Триумфов было еще много; в сущности, почти в каждый по-настоящему исторический момент последней пары десятилетий все так или иначе обнаруживали присутствие Мстислава Ростроповича – присутствие, в котором уж чего-чего, а желания покрасоваться не было вовсе. Было только искреннее, почти детское восхищение красотой и величием момента: именно это ощущение читалось на его лице и когда он выступал на концерте в честь падения Берлинской стены, и когда сидел в бронежилете в Белом доме в 1991 году, трогательно-нелепый, но совершенно спокойный и мужественный (узнав об августовском путче, он в тот же день прилетел в Москву, даже не предупредив жену и детей), и когда дирижировал концертом в восстанавливающемся храме Христа Спасителя в 1995-м.
И во всех его действиях всегда превалировал чисто личный порыв, и притом совершенно искренний, почти застенчивое ощущение того, что нужно поступить именно так не ради славы, а по велению души. Или из чувства моральной обязанности, что в общем-то и не было отдельным от предыдущего мотивом. Парадоксальным образом именно это сделало его одним из тех людей, которые определяют лицо эпохи и которые запоминаются, по крайней мере, наряду со сменяющимися государственными руководителями.
В музыке ему продолжали покоряться новые высоты. В начале 1960-х он начинает пробовать себя в дирижировании – деятельности, которая позже также снискала ему и грандиозную интернациональную популярность, и многочисленные звания и награды. Дирижерская карьера обеспечила ему значительную толику всемирной славы, однако не наносила никакого ущерба его деятельности как солиста. Мстиславу Ростроповичу был в равной мере подвластен весь виолончельный репертуар в диапазоне от Баха до Шнитке, и именно благодаря ему этот репертуар в прошедшем столетии пополнился сочинениями многих и многих композиторов, посвящавших музыканту свои произведения.
Для всего мира он олицетворял не только русскую виолончельную школу, но и, по сути, вообще виолончельное исполнительство как таковое. Список музыкантов с мировым именем, учителем которых был Мстислав Ростропович, весьма велик – достаточно назвать хотя бы имена Жаклин Дюпре, Йо-Йо Ма, Ивана Монигетти, Давида Герингаса, Наталии Гутман.
Наверное, самым существенным при этом было то, что посвящения ему отнюдь не были вежливой формальностью или необязательным приятельским подарком; сам Ростропович признавался, что именно бывшие его современниками великие композиторы в известной степени сформировали его собственное восприятие музыки – будь то многолетняя дружба, казалось бы, уже знаменитого музыканта и его супруги с Бенджамином Бриттеном или легендарные отношения с Сергеем Прокофьевым и Дмитрием Шостаковичем, ученичество, перешедшее затем в близкую дружбу. Все это были отношения на первый взгляд субъективные, камерно-задушевные, однако в итоге он самым объективным образом оказался в ряду тех, кому суждено было творить историю музыки. Причем с тем же чувством спокойной и несуетной ответственности, каким отмечена вся его биография, теперь ставшая частью истории в целом.
Он заслужил свое место в истории без всякого позерства и без всякой рисовки, оставаясь самим собой, тем самым «Славой», которым все его знали до последнего: улыбчивым, приветливым, удивительно непосредственным, добродушным, даже до странности не похожим по своей обычной манере общаться на пожилого гения, который прославлен по всему миру и об этом знает (что ничуть не мешало тому, что музыкантом он всегда был редкостно харизматичным). А также, конечно, совестливым, безукоризненно нравственным, скромным и вообще поразительно цельным человеком, которого все уважали и на которого ориентировались: когда в качестве ориентира, причем для всех, выступает не только исполнительская гениальность, но и сама личность музыканта, его поведение – и публичное, и почти обыденное, – это все-таки случай, который не назовешь иначе как уникальным.
В январе 1990 года Ростроповичу и Вишневской вернули советское гражданство. Они приехали на родину, и прямо из аэропорта супруги отправились на Новодевичье кладбище, на могилу Шостаковича: ему предназначался первый поклон… Два концерта в Москве дополнились двумя концертами в Ленинграде, где Вишневская успела съездить в родной Кронштадт, на могилу бабушки.
Когда после трех суток августовского путча (Ростропович все это время провел в Белом доме) напряжение спало, музыкант возвратился к своим делам, концертам, к семье с мыслью, что должен помогать России более активно.
В марте 1992 года Большой театр к сорокапятилетию творческой деятельности Вишневской посвящает большой концерт, певице символически возвращается пропуск в родной театр. Галина Павловна учреждает фонд помощи ветеранам сцены, в который она вносит все деньги, полученные за русский перевод ее книги «Галина», изданной в пятнадцати странах.
Ростропович и Вишневская продолжают заниматься благотворительными проектами. Они основали свой фонд, находят деньги на лечение больных детей.
Конечно, в последние десятилетия Ростропович выступал в России нечасто: сказались драматичные отношения с отечественной критикой. Готовившаяся несколько лет в расчете на него постановка «Войны и мира» в Большом театре в конце концов была в осуществлена без его участия. Но тем большим событием стало его формальное возвращение на московскую концертную сцену, пришедшееся на 100-летие Дмитрия Шостаковича. Он дирижировал тогда Восьмую симфонию композитора-юбиляра, и это было – без всяких скидок на «датский» концерт, возраст, пошатнувшееся здоровье – исполнение из тех, которые запоминаются на десятилетия…
А 27 апреля 2007 года Мстислава Ростроповича не стало. На следующий день в Большом зале Московской консерватории прощались с великим музыкантом. Очередь проходила мимо гроба и ряда кресел с близкими музыканта, и время от времени кто-то из прощавшихся выходил из нее, чтобы сказать несколько слов Галине Вишневской, которая неподвижно полулежала в кресле рядом с гробом – казалось, она не может не только встать, но даже поменять положение.
Смерть мужа надломила ее. Ей помогли подняться, она подошла к гробу и несколько минут стояла и молча смотрела на него. Потом вернулась в кресло и рухнула в него. Было такое впечатление, что она вспомнила что-то важное и решила сказать ему, напомнила о чем-то, что сама боялась забыть.
Мимо один за другим несли венки.
Использованная литература
Колдунья встречает юбилей. Газета «Коммерсантъ», № 82 (1485), 12.05.1998
Первая первая леди. Газета «Коммерсантъ», № 171 (1815), 21.09.1999
Алексеев А.Забытый день рождения. Газета «Коммерсантъ», № 189 (3028), 09.10.2004
Алексеев А.Шамбала. Журнал «Домовой». № 33, 04.05.1996