Самый человечный человек. Правда об Иосифе Сталине
Шрифт:
Однако в точности о состоянии здоровья Сталина ничего не известно. Медицинская карта вождя последних лет не сохранилась, после его смерти она загадочным образом исчезла из кремлевской поликлиники. Также неизвестно имя его лечащего врача. После смерти Жданова, последовавшей из-за преступной халатности врачей, проворонивших инфаркт у пациента, Сталин перестал доверять академикам. Охранник Туков вспоминает, что он говорил о замене кремлевских врачей более молодыми специалистами. И то правда, Жданова лечили четыре высокопоставленных врача, а правильный диагноз поставила присланная из Москвы снимать кардиограмму доктор Тимашук. А академики – проворонили…
Светлана в своих мемуарах утверждает, что отец лечился сам. Сама она, однако, видела его не более чем по нескольку раз в год, и точно знать этого не могла (как не могла знать, например, подробности того, как отец вел себя на похоронах матери, хотя пишет об этом с большой уверенностью). Значит, или это догадки, или же ей подсказали, что это неплохо бы вставить в мемуары. И опять же, смотря от чего лечиться. При ангинах, которыми он болел всю жизнь, врачи не нужны, достаточно послать охранника в ближайшую аптеку. Но кто сказал, что по другим поводам к нему не приезжал врач? Более того, Хрущев в набросках своей речь на ХХ съезде обмолвился, что лечащий врач у Сталина был, и фамилия его Смирнов – в напечатанном позднее тексте доклада Смирнов был исправлен на Виноградова. А затем уже возникла и «тема недоверия». Никто этого самого Смирнова, естественно, не искал, поверив на слово, что болезненно подозрительный «вождь народов» не доверял медицине.
Сказку о том, что Сталин в последние годы жизни был болезненно подозрителен, никому не доверял, равно как и сказку о его психическом расстройстве, и многие другие тоже запустил в обращение Хрущев. Другое дело, что Сталин был одинок, но это, что называется, не повезло. Василий пропадал в округе, Светлана жила своей жизнью, совершенно отдалившись от отца, впрочем, еще пятнадцать лет назад он считал и ее, и брата холодными и ни к кому не привязанными, а он в людях понимал!
Приезжали к нему на дачу невестки с внуками, но не часто – у них тоже была своя жизнь. И по-прежнему его семьей, его самым близким и любимым существом была страна.
А в общем-то, после войны жизнь Первого лица Страны Советов мало изменилась. Жил он, как и раньше, на «ближней» даче. И работал, как и раньше, – по двадцать пять часов в сутки. Только в последние годы он меньше покидал дом – сказывался возраст, однако какая разница, где кабинет главы государства – на даче или в Кремле? Где Сталин, там и власть. Все телефоны есть, и кого надо, всегда можно вызвать в Кунцево. Что же касается заседаний, то старая традиция решать все дела за столом сохранилась, оттого-то и были на даче столь частыми гостями члены Политбюро, а вовсе не потому, что вождь звал их к себе, страдая от одиночества, как утверждает Хрущев. Да и не был Сталин одинок в этом деревенском доме.
Самыми близкими людьми для него были теперь те, кто жил и работал рядом, – обслуга и охрана. К этим людям Сталин всегда относился по-товарищески, молчаливо признавая, что разница между ними только в должностных обязанностях, но не в человеческой сущности. Уж чем-чем, а высокомерием он не грешил никогда, и в старости, когда обостряются все черты характера – и хорошие, и дурные, – был не менее, а скорее более прост и скромен, чем всегда. Сталин был всегда не прочь вместе с охранниками и шашлык сделать, и по рюмочке выпить, и поиграть во что-нибудь, если время позволяло – без всякой снисходительности барина к холопу, в отличие от большинства других высокопоставленных, которые давно уже своих домработниц и за людей-то не считали.
«Никогда не кричал, не шумел на нас, – вспоминал охранник Рыбин. – Был скромным, вежливым, обходительным. Любил пошутить. Всегда питался с нами, по существу, из одного котла. Обязательно интересовался нашими домашними делами. Узнав, что Туков живет с женой и больной дочкой в одной комнате и потому не высыпается, – помог ему получить квартиру. Словом, все мы постоянно видели перед собой честного, душевного человека, который резко отличался от многих членов Политбюро и правительства».
Это тот самый Туков, герой исторического анекдота, который приводит Феликс Чуев. «В поездках Сталина часто сопровождал охранник Туков. Он сидел на переднем сиденье рядом с шофером и имел обыкновение в пути засыпать. Кто-то из членов Политбюро, ехавший со Сталиным на заднем сиденье, заметил:
– Товарищ Сталин, я не пойму, кто из вас кого охраняет?
– Это что, – ответил Иосиф Виссарионович. – Он еще мне свой пистолет в плащ сунул – возьмите, мол, на всякий случай».
Надо сказать, что Сталин не терпел халатного отношения к служебным обязанностям. Его охрана – наверно, единственные в стране люди, которым было позволено делать свое дело спустя рукава. Власик вспоминает, что как-то раз один из сотрудников охраны заснул на посту. Сталину доложили, он вызвал Власика и спросил: сознался ли охранник, что заснул. Оказалось, что сознался. «Ну, раз сознался, не наказывай его, пусть работает».
Ну и где же тут болезненная подозрительность?
Еще один рассказ Рыбина:
«Зимой Сталин вышел из дома в тулупе и подшитых валенках, погулял, закурил и спросил у Мельникова:
– По скольку часов стоите на посту?
– По три через шесть, товарищ Сталин.
– На какой срок получаете обмундирование?
– На год, товарищ Сталин.
– Сколько получаете зарплату?
– Шестьсот рублей, товарищ Сталин.
– Не богато, не богато…
После этого разговора нам всем увеличили зарплату и дали второй комплект обмундирования. Сталин был счастлив безмерно. Ведь по сравнению с нами он считал себя богачом – имел пару шинелей, три пальто и целых четыре кителя!»
Кстати, это внимание распространялось не только на близких людей. Артем Сергеев вспоминает, например: «Я был у Василия Сталина на даче в Горках-4. По-моему, это 1949 год. Только началось освоение бомбардировщика «Ил-28», и произошла катастрофа. Экипаж погиб. Василий позвонил отцу. Сталин ответил: «То, что произошла катастрофа, вы не забудете. Но не забудьте, что там был экипаж, а у экипажа остались семьи. Вот это не забудьте!»
Но, конечно, одного Сталина на всех забытых и униженных хватить не могло.
Что же касается болезненной подозрительности, всяких там электрических замков и железных дверей… Вот, например, воспоминания Дмитрия Шепилова, которого вызывали по делу к Сталину на дачу. Это уже где-то конец 40-х годов.
«Деревянный дом, сруб – все простое. Налево – кабинет, большой стол весь в бумагах, книгах. Прямо – вешалка, столовая, гостиная. Там висели репродукции, медвежата эти шишкинские. Картинки сам налепил. Справа – вроде небольшой гостиной, меньше моей комнаты раза в два, но вся уставлена полками простыми, неполированными.