Шрифт:
Jean-Claude Grumberg
La plus pr'ecieuse des marchandises. Un conte
Collection La Librairie du XXIe sie`cle, sous
la direction de Maurice Olender.
1
Жили-были однажды в густом лесу бедный дровосек и его жена.
Нет-нет-нет-нет, успокойтесь, это не «Мальчик-с-пальчик». Ничего подобного. Вы не любите эту глупую сказку? Я и сам ее терпеть не могу. Где это слыхано, чтобы родители бросали своих детей, потому что не могли их прокормить?
Ну вот, стало быть, а в этом густом лесу царили великий голод и великий холод. Особенно зимой. Летом удушливая жара накрывала лес и изгоняла великий холод. Голод же был всегда, особенно в то тяжелое время, когда лютовала вокруг этого густого леса мировая война.
Мировая война, да-да-да-да-да.
Бедный дровосек был мобилизован на трудовую повинность – он работал на победителей, захвативших города и села, леса и поля, – и жена дровосека одна от зари до зари гнула спину в лесу в надежде – часто, увы, тщетной – поддержать огонь в своем жалком очаге.
К счастью – правду говорят, нет худа без добра, – у бедного дровосека и его жены не было детей.
Каждый день благодарил бедный дровосек небеса за эту милость. А жена дровосека горевала тайком.
Кормить лишний рот ей не приходилось, что верно, то верно, но ведь и любить было некого.
И она молила небеса, богов, ветер, дождь, деревья и даже солнце, когда его лучи, пробиваясь сквозь листву, озаряли лесную чащу волшебным сиянием. Все силы неба и природы молила она явить милосердие и даровать ей наконец ребенка.
Шли годы, и мало-помалу она поняла, что все силы небесные, земные и волшебные объединились с мужем-дровосеком в одном намерении – лишить ее этой радости.
Отныне жена дровосека молилась, чтобы кончились хотя бы холод и голод, которые терзали ее с утра дотемна, денно и нощно.
Бедный дровосек вставал до зари, все время и силы тратил на строительство военных сооружений, имевших важное оборонительное и даже наступательное значение.
Тем временем жена дровосека и в дождь, и в снег, и в любую непогоду, и даже в тяжкую, душную жару, о которой я уже упоминал, гнула спину в густом лесу, подбирая каждую веточку, каждую сухую деревяшку так бережно, точно потерянное и найденное сокровище. Попутно она проверяла ловушки на птиц и зверей, которые муж ставил в лесу с утра, отправляясь на работу.
У жены бедного дровосека, сами понимаете, развлечений в жизни было немного. Шла она по лесу, мысленно повторяя свои молитвы и уже не зная, о чем молить, а живот у нее сводило от голода. Теперь она лишь просила небеса ниспослать ей возможность хотя бы раз в жизни поесть досыта.
Этот лес, где она знала каждое деревце, широко раскинулся густой чащей, равнодушный и к холоду, и к голоду, но еще в начале мировой войны мобилизованные мужчины с мощными бензопилами прорубили в ее родном лесу просеку во всю его длину, проложили по просеке рельсы, и с недавних пор зимой и летом один-единственный поезд ходил туда-сюда по этой одной-единственной колее.
Жена бедного дровосека любила смотреть на этот проходящий поезд и уже считала его своим. Она представляла, как тоже едет в поезде далеко далеко, от голода, холода и одиночества, и ее прямо в жар бросало.
Мало-помалу она подстроила всю свою жизнь под расписание этого поезда. Надо сказать, что поезд вовсе не радовал глаз. Вагоны были простые, деревянные, и в каждом вагоне – единственное зарешеченное окошечко на самом верху. Но других поездов жена бедного дровосека
Слово «товарный» окончательно покорило сердце и распалило воображение жены бедного дровосека.
«Товарный»! Поезд, который везет товары… С тех пор она представляла, что поезд битком набит едой, одеждой, всякой всячиной, и она идет из вагона в вагон, ест досыта и берет все, что хочется.
Мало-помалу фантазии сменились надеждой. Однажды, может быть, завтра, может быть, послезавтра, поезд сжалится над ней, голодной и холодной, и подарит ей хоть одну товарную единицу из своих ценных товаров.
Вскоре она осмелела, подходила к поезду совсем близко, звала его, манила, молила в голос или просто махала руками, когда была слишком далеко, чтобы подойти вовремя.
И было такое раз-другой, что из зарешеченного окошка высовывалась рука и махала в ответ. Было раз-другой и такое, что какая-то рука что-то бросала ей, и она стремглав бежала поднять это что-то, мысленно благодаря поезд и руку.
Обычно это был всего лишь клочок бумаги, который она расправляла тщательно и трепетно, после чего аккуратно складывала и прятала у сердца. Сообщала ли эта записка о будущем подарке?
Поезд проносился мимо, и спустя время, когда уже смеркалось, когда голод становился невыносимым и холод жалил все сильней, она, чтобы не так щемило сердце, вновь с благоговейным трепетом расправляла бумажку и рассматривала торопливые неразборчивые каракули. Жена дровосека не умела ни читать, ни писать ни на каком языке. Муж немного умел, но она не хотела делиться дарами поезда ни с ним, ни с кем бы то ни было еще.
2
Едва увидев этот товарный вагон – вагон для скота, судя по соломе на полу, – он понял, что удача от них отвернулась. До сих пор, и в Питивье, и в Дранси [1] , им везло, их хотя бы не разлучили. Увы, у них на глазах уводили других, менее везучих, и никто не знал куда, а они все-таки оставались вместе. Этой благодатью, думал он, они обязаны своим драгоценным близнецам – Анри и Розе, Гершеле и Рореле.
1
В Питивье и Дранси во Франции во время Второй мировой войны находились транзитные лагеря для французских евреев, откуда их отправляли в Освенцим. – Здесь и далее примеч. переводчика.
Вообще-то близнецы появились в самый неподходящий момент, весной 1942 года. Разве можно в такое время производить на свет еврейского ребенка? Хуже того, двух еврейских детей разом! Да еще чтобы их угораздило родиться под желтой звездой! Однако именно благодаря близнецам – в этом он был уверен – они с женой встретили новый, 1943 год в лагере Дранси по-прежнему вместе.
Более того, желтая звезда еще их хранила, и еврейская администрация лагеря даже нашла ему работу! Он почти окончил медицинский факультет – по специальности «хирургия уха-горла-носа», но в Дранси, сказали ему, врачей много, правда, много и больных – повсюду, где есть евреи, много врачей, а больных еще больше, – зато один из двух их парикмахеров как раз выбыл из строя… Парикмахер? Что ж, парикмахером так парикмахером.