Самый младший лейтенант. Корректировщик истории
Шрифт:
– Товарищ лейтенант, может, возьмете? – второй номер пулеметного расчета потыкал черным пальцем в короб с лентой. – Вместо щита. Душу прикроете. Проверенное дело.
– Ага, и тебе полегче будет, – Женька ухмыльнулся. – Давай, умник. А то еще надорвешься.
До бронетранспортеров и машины с зенитным автоматом было метров сто. Было видно, как в машине в рост стоит немец, разглядывает в бинокль невысокие деревца парка.
– Во наглый, – прошептал телефонист. – Срезать бы.
– Сейчас он сам усерется, –
«Максим» ударил все-таки неожиданно. Первая строчка слилась с очередью «МГ» бронетранспортера. Потом стрекот «максима» стал четче. Наблюдатель немцев исчез. Пули вспарывали борт «Круппа», грузовик задергался, пытаясь укрыться за бронированным гробом «Ханомага», но двигатель заглох.
– Вперед! – с некоторым опозданием крикнул Женька.
Двое бойцов уже бежали через проезд. Женька кинулся догонять, инстинктивно прижимая к левому боку десятикилограммовый короб с лентой. Сердце все-таки.
Вел бесконечную строку «максим», отвечали ему немецкие пулеметы. Подбегая к деревьям, Женька осознал, что «максим» уже умолк. Сапоги топали, казалось, в тишине, хотя скороговорка «МГ» не утихала.
Влетели под хилое прикрытие деревьев, чуть правее торчало несколько противотанковых «ежей», тянулись холмики выкопанного булыжника. Бегущий первым пулеметчик охнул, провалился. Траншея.
Отдувались, переглядывались. Все целы. Бронетранспортеры постреливали в сторону пустыря. Грузовик осел на пробитых скатах, но не горел. За ним копошились трое немцев.
– Осмотреться, приготовиться, – скомандовал, приходя в себя, Женька. – Через десять минут начинаем.
– Ты не шуми, лейтенант, сообразим, – бойцы расходились по узкой траншее в разные стороны.
Женька остался со вторым номером пулеметчиков. Зябко передернув плечами, приготовил автомат. Пулеметчик разглядывал немцев.
– Сюда бы «максимку» – я бы троих уложил, да и каракатицу дожег.
– Из карабина попробуй.
Из-за поворота траншеи высунулась голова в прожженной ушанке:
– Товарищ лейтенант, там наши. Побитые, но обзор хороший.
Женька протиснулся по мелкому ходу сообщения. Воронки, трое убитых. Один в ровике, с перевязанным горлом, двоих вышвырнуло взрывом. Валялся «ППШ» с расщепленным прикладом. Пулемет какой-то непонятный.
– «ПТР». Немецкое, – один из бойцов пытался открыть затвор.
– Пальнуть сможешь? – спросил коренастый усач с двумя медалями на телогрейке.
– Так хер его знает. Я ж так любопытствовал.
– Чего ж «так»? Ты, земляк, по фрицам проверь…
– Время, товарищи, – напомнил Женька.
– Как натикает – командуй. Мы ж наготове, – бойцы пристроили тонкий ствол противотанкового ружья на остатки бруствера.
– Еще пять минут.
Женьку подергали за рукав:
– Вы, случаем, не мерзнете, товарищ лейтенант? – телефонист
Женька глянул на присыпанное землей лицо, вздохнул:
– Поможешь?
Вдвоем стащили с упрямящегося окоченевшего тела короткий ватник. Женька вынул из кармана убитого красноармейскую книжку, снял медаль «За отвагу».
– Это правильно, – одобрил телефонист. – А то у меня братан вот так – «без вести».
Женька накинул телогрейку – грудь оказалась в засохшей крови, рукава куцые, но ничего. Спине тепло, а то уж поясница как каменная стала.
– Готовьсь, товарищи.
19.15
Ждут на той стороне? Вдруг Катьку зацепило? С «Ханомагов» лупили плотно. Тогда нужно будет вернуться. Чипы активировать. А если в бессознательном она?
Все, время вышло.
– Огонь!
Женька упирал в плечо разболтанный приклад «МП-40», стрелял короткими сериями. В пустоте площади ворочались грязно-белые «Ханомаги», пульсировали огоньки пулеметов. И еще откуда-то стреляли – пули срезали ветви с истерзанных кустиков над головой.
Катьки все не было.
– Отходят, лейтенант!
Бронетранспортеры отползали, «крупповский» грузовик все-таки запылал, скрывая неуязвимых товарищей в бликах неяркого пламени. На булыжной мостовой валялся убитый.
– Да отходят же наши, лейтенант!
Женька оглянулся и тут же услышал мат начальницы:
– Да задолбала, Василий, твоя газонокосилка неподъемная, мать ее…
Катрин ползла, помогала, подталкивая тяжелый пулемет. Значит, все трое перебрались.
– Не понимаешь, разведка, – хрипел сержант. – Эти ж четыре пуда – наша опора и надежа.
Из скверика выскочили вовремя – за спиной начали рваться фугасные. Со стороны Либкнехта вдоль фасада гостиницы двигались две самоходки, откуда-то выполз «Т-III».
Группа бежала россыпью. Женька оказался слева, бежал чуть ли не последним, боялся отстать. Ориентироваться удавалось лишь на смутную двухголовую фигуру, отягощенную железом, – теперь пулеметчики волокли «максим» самостоятельно. Катька опять куда-то делась.
За развалинами деревянного горелого павильона попали под фланговый пулеметный огонь. Куда стрелять, Женька не знал, только вжимался подбородком в подмерзающую, но еще мягкую землю. По каске стучали отлетающие от столба головешки.
– К зданию отползаем! Не лежать, братва!
Женька полз, стараясь не цеплять землю автоматом. Шаровары на коленях промокли, в сапогах чавкало. Впереди оказалась колючая проволока.
– Сюда, лейтенант… – Кто-то из бойцов приподнял-оттянул колючую нитку саперной лопаткой. Женька сполз в старую огромную воронку. Здесь оказалась вся группа, даже перемазанный «максим».