Самый младший лейтенант. Корректировщик истории
Шрифт:
Во дворе хлопнула дверца – кто-то возился возле бронетранспортера.
– Кать… – прошептал капитан.
– Возьму, – девушка бесшумно прыгнула вниз.
– Не напорись! – безнадежно взмолился Варварин, оттаскивая ошеломленного немца в выбитую дверь квартиры.
Протяжно застонал лежащий под стеной фриц.
– Женька! – отчаянным шепотом закричал капитан.
Женька упал рядом с раненым, зажал тому рот. Под ладонью оказалась какая-то влажная мешанина мяса и зубов. Убила Катька фрица. Немец кашлянул, бессмысленный от боли взгляд остановился на лице Землякова. Женька торопливо вырвал
– Still! Willst du am Leben bleiben, sei still [67] !
Во взгляде немца вроде бы промелькнуло понимание и страх, но тут же глаза закатились. Обмяк, только дыхание влажно текло в ладонь, грело кровью. Притворяется? Вроде нет.
Женька ухватил фрица за ворот, поволок через лестничную площадку. Немец весил, должно быть, килограммов двести. Каблуки оглушительно скребли по разбитому кафелю. Женька стиснул зубы – автомат бил по боку, и от каждого толчка поднималась та дурная боль. Немец словно нарочно обвисал, из разбитого рта толчками выплескивала кровь, заливала ворот. На петлице три серебряных плевка и четыре полоски. Гауптштурмфюрер.
67
Молчать! Хочешь жить, молчи!
Снизу неуверенно зашаркали. Женька вскинул пистолет.
– Я те пальну! – издали зашипела начальница. Она подталкивала перед собой юного немца с непонимающим, ошеломленным лицом.
В квартире первый пленный уже стоял коленями на груде кирпича, Варварин одной рукой держал штурмбаннфюрера за волосы, другой упирал толстый кожух-ствол «ППШ» в затылок. Немец морщился от боли, но молчал.
– Подстрахуйте, – прошептал капитан.
Смотреть на командира было страшно. Левая часть капитанского лица была сплошь покрыта кровью, натекшей из глубокой раны у волос.
Катрин мягким, кошачьим движением уложила на пол молодого водителя, наступила ему на спину. Придерживая, принялась вязать руки штурмбаннфюреру. В несколько жестких движений кисти того оказались так стянуты за спиной, что эсэсовец зашипел.
– Скажи ему, чтоб помалкивал, – приказал капитан. – Или мы ему рот так заткнем, что…
– Bleiben Sie still. Man will mit Ihnen in Ruhe reden [68] , – перевел Женька.
Немец едва заметно кивнул.
– Догадливый, – пробормотала Катрин, связывая руки мальчишке-водителю. – Точно наш клиент. С ума сойти, какие сюрпризы.
68
Молчите. С вами хотят спокойно поговорить.
– Потом сойдешь, – капитана заметно качнуло. – Время, Кать, время!
– Три минуты перерыв. Тебя перевязать нужно, – отрезала подчиненная. – Жень, за своим фрицем присмотри.
Штурмбаннфюрер неподвижно стоял на коленях, склонив голову. Катрин торопливо бинтовала голову капитану, едва слышно материлась. Мальчишка-водитель лежал на боку. Слезы блестели на бледных щеках, рот заткнут огромной тряпкой. Женька возился со своим толстяком. Снял с раненого ремень с кобурой,
На улице застучал двигатель – Женька вздрогнул. Опять саперы, чтоб им…
Штурмбаннфюрер метнулся к окну абсолютно неожиданно. Но, видимо, Катрин подобную гнусность и сторожила. Махнула ногой, словно шутя. От отточенного пинка в голень немец рухнул как подкошенный. Командирша сделала шаг и безукоризненно точно врезала носком сапога в промежность.
Глядя, как эсэсовец корчится, капитан прошептал:
– А если бы завизжал?
– Нет, он действительно умный, – Катрин затянула хвостики повязки, и капитан Варварин стал похожим на одноглазого, страдающего флюсом бомжа-пьянчужку. – Начнете?
– Давай, – капитан осторожно потрогал белоснежную щеку. – Жень, ты говорить можешь?
– Могу, – просипел Женька.
Катрин рывком, как мешок, поставила немца на колени. Тот норовил улечься на бок, видно, болело крепко. Косился на девушку. Катрин, не обращая на него внимания, достала флягу.
– Попей, капитан, кровопотеря солидная.
– Женьке дай. Ему говорить, – пробормотал Варварин.
От горлышка фляги пахло алюминием. Женька попробовал глотнуть – очень хотелось отогнать тошноту. Вода в горло едва проникла. Женька старался не кашлять.
– Ничего, отойдешь, – прошептала начальница.
Варварин пил долго, морщась и отдуваясь. Повязка на щеке пропитывалась темным. Наконец капитан расстегнул полевую сумку, вынул записную книжку.
– Начнем.
– Schauen Sie auf Herrn Offizier [69] , – приказал Женька.
Эсэсовец глянул исподлобья. Если бы не знаки различия, Женька никогда бы не подумал, что он званием повыше унтера. Натуральный работяга с завода. Вполне поверишь, что не так давно сварщиком и механиком трудился. Элита и гордость великой нации, блин.
69
Смотрите на господина начальника.
Варварин посмотрел несколько фотографий – кто на них был изображен, Женька не знал, но вряд ли действительно чины СС. Капитан остановился на одной, сличил изображение с пленным:
– Значит, Хельмут Найок, 1911 года рождения? Уроженец Киля, студент-недоучка Кельнского университета? Занятно. Давно из Берлина?
Женька начал переводить. Найок не мигая смотрел в забинтованное лицо капитана. Должен был удивиться, обязан. Но не удивился. Не дрогнул. Все то же слегка отчужденное, простоватое лицо. Только ссадина на лбу начала набухать кровью.
– Не хочет про Берлин говорить? – удивился Варварин. – Тоже мне, военная тайна.
– Все он хочет. Только еще не понял, насколько ему не терпится поболтать, – Катрин, распаковывавшая спецтехнику, разогнулась над вещмешком. – Впрочем, если смолчит – даже лучше.
Немец покосился на нее и начал тихо говорить.
– Просит фройляйн не беспокоиться, – перевел Женька. – Ему просто необходима минута, чтобы прийти в себя. Он прилетел в Полтаву две недели назад. Но не из Берлина. Трое суток был в Варшаве. По семейным делам.