Самый первый Змей
Шрифт:
Один раз опростоволосился, правда. Засел о бок с Машуткой Анчунтиной в виде Степана белобрысого, нежные речи с ней ведёт, за руку гладит, сушёной малиной угощает. А тут настоящий Степан идёт и грозно так спрашивает (не признал себя-то – зеркал в те поры в деревнях не водилось, да и на что глядеться в зеркала крестьянину-то):
– С кем это ты, Марья, разговоры душевные разговариваешь?
Глянула девка: тут Степан и там Степан. Как заорёт, как завизжит, как кинется в огороды, только пятки босые засверкали. Долго её потом святой водой отпаивали. Ну а Змею со Степаном пришлось даже
Влюблённый Змей
Однажды Змей влюбился. Ну, влюбился и влюбился, чего уж там. Цветочки, конечно, нюхал. Птичек, конечно, слушал. Шатался, как водится вокруг дома (то есть пещеры) своей возлюбленной и стихи сочинял.
Твои – писал- зелёные глаза
Давно свели меня с ума.
Изящный хвост, стальная пасть…
Позволь к твоим коленям пасть!
Но три прелестных головы
Не смотрят на меня, увы.
И вправду, не везло Змею в любви. Вероятно, потому что вегетарианец был. А среди драконих установилось твёрдое мнение, что без мяса дракон – не дракон. "Нет в нём той силы, понимаешь?…" – шептали они друг дружке на ушко и меряли Змея снисходительными взглядами.
А сила-то была! Змей с расстройства даже заболел. Лежал у обрыва, распластав крылья, и дымил двумя головами, а третьей плевался в пропасть огненными плевками. Подлетела к нему дракониха и говорит:
– Слушай, ты ведь совсем ничего себе ящер, в теле, при зубах и когтях. Оснащён, как надо. Что ж ты мяса не ешь? Если б ел, я б может и улыбнулась тебе ласково.
– Я, – отвечает Змей, – ягоду люблю. Особенно землянику. А мясо не люблю.
– Так правду, что ли, говорят, что путь к сердцу дракона лежит через желудок? Неужто из любви даже не можешь месяц-другой мяса поесть? – заинтересовалась дракониха.
– Любовь – это дела сердечные. А пищеварение тоже надо в порядке содержать, – серьёзно так Змей отвечает, сам чуть не плачет, а на попятный не идёт – принципиальный.
На счастье, дракониха ему попалась любопытная.
– Ну, давай, что ли, свои ягоды, попробую.
Змей прям подпрыгнул от неожиданности, в воздух взвился, кружится вокруг дамы сердца, всем телом дорогу показывает. Приземлились на земляничной поляне. Змей к земле припал, языками ягоду собирает, а сам не глотает – возлюбленную деликатно с кончика языка угощает.
Той вкус, конечно, непривычен, да и запах тоже, но понравилось. "Эх,– думает себе, – попробовать что ли другой жизни. А то всё одно и то же, всю жизнь". В общем, в ту же ночь спал Змей, переплетясь шеями да хвостами с драконихой. Только счастлив он был недолго: недели через две оголодала прекрасная дама и бросила своего возлюбленного ради жирной овечки.
Как Змей яйца высиживал
Змей, конечно, холостяковал. Он, конечно, жил вольно и красиво.Но как-то раз у его порога появилась молодая сердитая дракониха с парой яиц подмышкой.
– Прошлым летом песни мне пел?
– Пел, – потупился Змей.
– На край света унести обещал?
– Обещал, – вздохнул Змей.
– Ночами гулял, земляникой угощал, в пещеру дальнюю на камушки зелёные посмотреть водил?
– Угу, – застеснялся Змей.
– Ну, вот, получай свои камушки. – Протянула яйца, хвостом вильнула и была такова.
Вот не было у Змея печали! Смутно помнил Змей, как выклюнулся он сам, маленький ещё, мягкий и покрытый первым чешйчатым пухом, как увидел солнышко и довольную пасть мамы, и её щекотный плотный язык, которым она чувствительно гладила его спинку… Папу своего Змей представлял плохо. Смутно виделась ему чья-то хмурая зубастая морда и недовольное дымное ворчание из под извивающихся красных усов. А потом папа куда-то исчез. По уверениям мамы улетел на свою родину, навестить многочисленных родственников и лет через дцать точно вернётся. Но Змей так отца и не дождался.
В общем, вспомнил Змей своё детство безотцовое и решил малюток сам вырастить. Нагрёб в кучу сухой травы, веток всяких, соорудил гнездо, яйца в нём утвердил, сам рядом лёг, крылом накрыл и лежит – тёплым боком греет. Три недели высиживал яйца Змей. Утром подскочит, по лесу пролетится, на поле заскочит, наскоро недозрелым овсом с малиной или черникой подкрепится и в пещеру – детушек покоить. Вечером на часок слетает в бор грибов перехватить и снова всю ночь над яйцами колыбельные мурлычет. Воробьи залетали, покружились вокруг, у головы крыльями повертели и смылись. Баба Яга заходила, головой покачала, на ухо шепнула въедливо: "А уверен ли ты, мил дружок, что твоё это? Эх, простота…" и ушла, припадая на костяную ногу. А Змей остался и продолжал высиживать. Устал, издёргался, стал нервный и неспокойный. Но вот однажды на заре зашебуршалось что-то в одном из яиц, зацарапалось и вылезла мордочка узенькая, нежненькая, носиком потянула и пропищала:
– Хоцу есть!
Змей ей и молочка, и творожка, и даже рыбки, у крестьян наворованных предлагал, а мордочка всё:
– Неа! – пищит.
Наконец приволок ей змей морошки – болотной ягоды. Выполз змеёныш из скорлупки, всё пожрал и сказал:
– Вкусно-о-о-о.
– Моё! Родное! – Змей ажно прослезился. Мальчик, кстати, оказался. А второго ещё десять дней ждать пришлось.
Как Змей отцовствовать начал
Позвольте осведомиться, любезные читатели, чтоб вы стали делать, окажись у вас внезапно на руках пара прожорливых горластых младенцев мужеского полу, да ещё и с врождённой способностью летать и изрыгать огонь? Не знаете? Вот и Змей мой не знал. Правда, на счастье его, стояла та летняя щедрая пора, когда и тебе черника, и малина, и морошка, и орехи, а потом в огородах крестьянских капуста с репой сытные да морковка сладкая – воруй, не хочу. И вскоре у Змея такие сытые колобки по пещере катались, за хвост его дёргали, по шеям карабкались, задавали неудобные вопросы и норовили удрать куда-нибудь в лес, где вкусно пахнет болотом и ягодой, что стал он жить их нуждами, радоваться их радостями и печалиться их печалями. И стал замечать, что сынки у него совсем разные.