Самый темный секрет
Шрифт:
Грудь болезненно сжалось от этой мысли, и он чуть не подошел к ней, чуть не принял ее в свои объятия. Чтобы успокоить ее.
Его руки сжались в кулаки. Она не могла плакать. Для этого он должен был быть не безразличен ей. А это не так. Следовательно, он не мог позволить себе поверить, что хоть одна слезинка упала из ее прекрасных глаз.
Так почему же он всё ещё чувствовал боль в груди?
Он заставил свои мысли проясниться и отвести пристальный взгляд от ее лица. Пушистое белое полотенце было обернуто под ее руками и заканчивалось чуть выше колен. Очевидно, она
Стеснение в его груди переместилось вниз. Он знал, на что она была похожа под всем этим хлопком. Грудь, которая помещалась в его руках. Мягкий впалый живот. Бедра, которые идеально раздвигались. Он отчаянно хотел схватить ее там и заставить ее тереться об его эрекцию, снова и снова.
Даже сейчас, она соблазняла его. Даже? Черт, особенно сейчас.
Одежда на кровати,сказал он ей, отвернувшись, прежде чем забыл причины, по которым он оставил ее одну в душе. Даже в его уме, его голос был грубым. И да, он все еще был потрясен каждый раз, когда говорил с ней без того, чтобы показывать слова.
Связь между ними была той самой причиной, по которой он решил сказать ей правду о себе, о том, что он знал относительно ее прошлого. Он решил раскрыть большинство своих карт прежде, чем она взглянет на них по собственной инициативе, надеясь, что тогда она откроет свои собственные карты.
Он ненавидел, что его демон замолчал, когда он прикоснулся к ней и не заговорил снова. Тайны всегда был либо тихим, либо взволнованным рядом с ней, и он никогда не знал, что он получит. Но больше всего его беспокоило то, что демон, вероятно, мог бы открыть о ней все. Если бы не одно но, не смотря на то, что Амун мог направлять свой голос в ее разум, он не мог читать ее так же, как всех остальных. Он хотел бы обвинять Тайны в этом, но не стал. Он корил себя. Какой прок был от демона, если человек не мог использовать его способности?
Использовать других демонов он также не мог. Когда он прикоснулся к ней, они испытали противоположную реакцию, пронзительно крича и борясь за новое убежище.
Позади него раздался легкий стук шагов, потом шорох одежды. Он хотел посмотреть, как Хайди одевается. Он отчаянно хотел увидеть эти изгибы снова. На этот раз все ее изгибы. Через белый хлопок ее бюстгальтера, который был абсолютно мокрым, он видел эти крепкие груди, увенчанные розовыми сосками, идеально подходили для сосания. А те, трусики ...
Его позвоночник одеревенел, когда еще одна стремительная горячая волна потребности нахлынула на него. Между ее великолепных ног, на вершине ее бедер был маленький пучок волос, немного светлее, чем соломенно-желтая масса выше. Он почти упал на колени, почти бросился к ней и пировал, отодвинув эти ненужные трусики в сторону, и дегустируя ее женскую суть. Боги, он помнил ее сладость.
Знал о блаженстве, ожидающем его.
Ему нужно подумать о другом, прежде чем он потеряет контроль, ляжет на нее и возьмет ее. Он не мог взять ее. Как он обещал ей, он не позволит себе прикоснуться к ней снова.
Он очистил свой разум. Была одна вещь, гарантирующая его раздражение и то, что он будет
В душе ему представилась возможность разглядеть ее спину, и каждая метка превращала часть его желания в кипящую ярость. Если какая-то часть его еще сомневалась, кто она, татуировки убедили его в обратном.
Она вела счет, смерть Бадена гордо запечатлена на ее плоти. И четверо Ловцов, которых Повелители предположительно убили? Он не знал, но узнает. Как он сможет получить информацию, когда ее тайны были скрыты от него, он также не знал. Но опять же, он узнает.
Возможно, он соблазнит её, чтобы получить информацию.
Соблазнить.Мгновенно его ум и тело снова вожделели ее. Соблазнение связано с прикосновениями.
Возможно, его клятва не прикасаться к ней была преждевременной.
Действительно, зачем препятствовать себе?Он должен обладать ею. Часто.
Столько раз, сколько ему захочется.Пока он не получит ответы, которых так жаждал. Пока он не выдворит её из своего мира.
Пока он не понял, что она не называла его малыш, пока он держал и мыл ее, потому что это проявление нежности, очевидно, было предназначено для ее драгоценного Мики.
Вдруг красная пелена застилала взгляд Амуна так же, как это случилось в душе, когда она произнесла имя ублюдка, он сделал глубокий вдох. Держись ... держись.Он медленно выпустил воздух через нос.
Мика вполне может быть его потомком, как сказала Хайди.Идея заинтриговала его. Он никогда не думал, о кровной семье. Тем не менее, мысль, что его кровная семья является его врагом, ну, ему не нравилась. Не похоже, что бы они с Миком могли сесть и поговорить по душам. Кроме как, к добру это или злу, о Хайди.
Они оба хотели её.
Амун должен был взять её в душе, не смотря на её слабые протесты, и вогнать худшие из своих эмоций прямо в неё. И те её протесты были бы слабыми. Настолько слабыми, что он мог бы склонить свою голову и подуть на пульсирующее основание её шеи и её причины для отказа ему с треском рассыпались бы в прах.
В его голове не было никаких сомнений, она также жаждала его. Ее зрачки расширились, губы раскрылись, будто она боролась за дыхание. Она вероятно, не поняла, что в тот момент, когда она прижала свои дрожащие ладони к нему, ее пальцы согнулись и ее ногти вонзились в его грудь, уничтожая все намеки на расстояние.
Действие, хотя и было ничтожным, было требованием, и он бурно отреагировал на него. Не то, чтобы он показал ей это. Этот кипящий гнев был его единственным связующим звеном со здравомыслием.
За эти годы он избаловал несколько женщин, с которыми был, давая им все время, что мог, так же как внимание и преданность. Даже когда они не давали ему то же самое — и когда пытались скрыть свои действия от него.
Как если бы они могли. Но ему нравилось видеть, как женщина светиться из-за его особого отношения. Ему нравилось знать, что он был причиной их счастья.