Самый темный секрет

Шоуолтер Джена

"Помогите!"– закричал он мысленно.
– "Кто-нибудь помогите мне!"Но никто не пришёл. Проходили часы, возможно дни. Его неистовое сопротивление сходило на нет, он мог только кусать губы в кровь. Он хотел пить. О, боги, как же он хотел пить. Ему нужно было что-нибудь, что угодно, чтобы смыть привкус пепла изо рта.

"Пожалуйста! Помогите!"

Все ещё никто не приходил. Это было его наказанием. Он должен был умереть здесь. Чтобы снова ожить и терпеть дальше.

Он

отчаянно возобновил попытки освободиться, но стало только хуже. Тел было слишком много, их вес топил его в нескончаемом море крови, гнили и отчаяния. Не было надежды на спасение. Он и в самом деле умрёт здесь.

Но в этот момент изображение снова поменялось, и теперь он смотрел сверху на возвышенность, осыпающуюся гряду и усмехался, держа в руках чьё-то тело.

Эта умерла слишком быстро,подумал он, переводя взгляд на неподвижную душу женщины, которую он держал в своих скрюченных чешуйчатых руках.

Души здесь были такими же реальными и телесными, как люди наверху, и он держал эту прикованной семьдесят два года. Она была беспомощна, когда он отрезал от неё кусочек за агонизирующим кусочком. Он смеялся, кода она умоляла о милосердии, будил её, когда она пыталась найти спасение во сне, и заставлял её смотреть, когда он делал то же самое с её любимой семьёй, двое членов которой также были у него.

Так весело...

Слёзы женщины никогда не доставляли ему такого изысканного мучительного наслаждения, и он собирался наслаждаться её страданиями как минимум ещё семьдесят лет. Но он забылся этим утром, его когти были немного острее, чем нужно, их кончики проникли немного глубже, чем следовало.

Ох, хорошо.

Он был Мучением, и тысячи других душ ждали его внимания. Зачем печалиться об этой?

Он избавился от тела легким движением запястья.

Она упала, лязг других проклятых окружил её.

Он ждал, надеялся и вскоре был вознагражден. Один из его приспешников, один из его голодных, голодных миньонов, подкрался к телу и начал пожирать его, огрызаясь и шипя на других существ, что пытались украсть кусочек его такой вкусной плоти.

Какую чудесную картину они представляли - чешуйчатый демон с тлеющими углями глаз и презренная смертная, осмелившаяся умереть прежде, чем он закончил с ней. Ох, хорошо,– снова подумал он. Её душа скоро ослабнет, материализуется и станет телесной где-нибудь в этой бесконечной яме, и если он найдёт её, у него появится ещё один шанс помучить её.

Насвистывая себе под нос, он повернулся и побрел прочь.

В следующее мгновение, Амуна вырвало из ада в ослепительный водоворот ярости и горя, более он не был Палачом, он был женщиной.

Человеком. Она забилась в угол, не старше двенадцати лет, грубая ткань покрывала её тело, как было принято давным-давно, слёзы покрывали ей щёки, страх подобно живому существу свернулся кольцом в её груди. Она была грязна, бледна, солома была её единственным удобством.

– Разве ты забыла, как я спас тебя?
– спросил жесткий мужской голос. На греческом языке. Древнегреческом.

Его шаги гремели, когда он ходил перед ней. Он был короток, толст, лицо его покрывали шрамы от оспы. Его имя было Маркус, но она звала его Плохой Человек. Да, он спас её,

но и бил ее, тоже. Когда её речи угождали ему, он давал ей еду и кров. Но когда ей это не удавалось, её забывали, запирали, угрожая продать в рабство.

Она не собиралась больше бояться.

Он забрал её из лачуги, где она прожила всю свою жизнь. Пока он не пришел, она была слишком напугана, чтобы сбежать, хотя не осталось никого, кто мог бы позаботиться о ней.

...и он обещал помочь ей.

Почему-то, она возненавидела его с первого взгляда, также как начала ненавидеть всё остальное - себя, свою лачугу, весь мир - но полная отчаяния, она поверила ему. Теперь же она хотела сбежать.

– Разве ты. Забыла, как. Я спас тебя? Как то зло хотело убить тебя, как я забрал тебя прежде, чем он вернулся? Не заставляй меня спрашивать ещё раз.

– Н-нет, я не забыла, - ответила она на том мёртвом языке, голос её дрожал от растущей паники.

– Хорошо. И не забывай о том, как то зло заразило тебя. И что, в сущности, оно собой представляет.

Она не понимала, что значит заражение, но остальное в печаталось в её разум.

– Он - Повелитель.

– А кто убил всю твою семью?

– Повелитель.
– Её голос стал сильнее, в её голове вспыхнула картина искалеченных тел.

За этим тут же последовали воспоминания, заставляя Плохого Человека исчезнуть из виду. Воспоминания, которым всего три недели, и всё же, кажется, что прошла вечность с тех пор.

"Тебя обещали кое-кому",– зловещим, неестественным голосом сказал убийца её родителей, разбрызгивая алый поток между их телами. Он был злом, и что-то в его голосе заставило её душу обернуться ледяным покровом. У него не было лица, а его ноги вообще не касались пола. Он был высоким и худощавым, чёрное одеяние окутывало его с головы до пят, закрывая каждый дюйм его тела, развеваясь вокруг него и колеблясь от ветра, которого она не чувствовала. "Лучше бы им было сдержать своё обещание".

"Кто ты?"– спросила она, дрожа, одновременно испуганная и оцепеневшая. Она всего несколько минут назад наткнулась на эту сцену и ещё не до конца осознала то, что видела.

Теперь, оглядываясь назад, со звенящим в ушах предупреждении Плохого Человека о злой природе существа, она содрогнулась.

Несмотря на её размышления, она продолжала вспоминать.

"Кто я - не имеет значения. Кто ты - вот всё, что имеет значение,"– сказало безликое существо. Он подхватил её, очевидно намереваясь забрать её с собой, но она сопротивлялась изо всех сил. Когда он не смог усмирить её, он ударил её ножом. Один раз, в бок, почти задев жизненно важные органы.

Боль, охватившая её была поразительной. И, кроме того, вместе с болью, ещё больше этого неестественного холода хлынуло наружу, сочась из неё. Холод, который не просто заставлял оцепенеть. Холод, который бушевал внутри неё как ураган.

И тогда лёд и в самом деле застыл на её коже, сочась из пор. То, что она видела, не могло быть реальным.

Просто не могло быть реальным.

Когда существо шагнуло из лачуги, всё ещё удерживая её, она потянулась и толкнула его в лицо, которого всё ещё не могла видеть, прикасаясь кожей к коже. Он завыл в такой же агонии, какую испытала она сама.