Самый яркий свет
Шрифт:
— Кто эти люди, Саша? — спросила она. — Сейчас весь тот вечер перед глазами пронесся в мельчайших подробностях, и мне стало даже страшно.
— Поясните, пожалуйста, сударыня, — встрепенулся Спиридонов.
Варвара замялась, подбирая слова.
— Понимаете, они… воспринимали всех как зверушек забавных каких-то. Чувствовали свою силу и были уверены в ней. Когда я этого Алексея ослепила, он предложил Магнусу сжечь все здесь, но тот рассмеялся и сказал, что негоже тратить душу на такие пустяки. Я тогда не обратила внимание, пропустила мимо ушей, а сейчас как со стороны увидела. И понимаю, что они в самом деле могли это сделать. Могли ведь?
— Подозреваем,
— Да, было. Магнус сказал, что пора из клоповника съезжать, — я переглянулась с приставом, очевидно ведь, что имелась в виду квартира на Грязной улице в Коломне. — Что комнаты рядом с заводом их устроят в полной мере.
— Рядом с каким заводом? — нервно спросил Александр Семенович.
— Рядом с моим, — устало выдохнула я. — Уверена в том.
И вправду — много ли заводов в столице? Да еще с приличными квартирами вокруг. Петербургская часть только начала застраиваться добротными домами, огороды переносятся, деревянные избушки уступают место современным зданиям. И я, оказавшись в центре интересов доморощенных заговорщиков, отступников и англичан, стала главной целью и инструментом. Если Пестелям до моих мастерских дела не было, то мистеру Дюпре пожар на них порадует душу. Пресловутые же Алексей и Магнус, кажется, восприняли охоту на скромную Александру Болкошину как веселую игру.
— Надо срочно туда ехать! — занервничал Спиридонов, но Макаров его утихомирил. Здесь с наскоку не решишь, очень уж беспокоит темный огонь господина Ульма. Никто ведь внятно не может сказать, что это такое, и насколько он силен.
Поэтому, раскланявшись с Варварой, мы вышли на улицу, где канцелярский принялся отдавать указания. Тимофей с Андреем остались со мной, им велено было доставить подопечную домой и никуда не выпускать до особого распоряжения. Спиридонов заявил, что у него тоже есть мысли на сей счет, поэтому он срочно отправляется их материализовывать.
— Все утром, — подытожил Макаров.
— А если сожгут завод? — возмутилась я.
— Значит, сожгут, — отрезал Александр Семенович. — И лучше будет, если без Вас, Александра. Тимка, глаз с нее не спускай, чтобы геройствовать не начала. Поймите, Саша, сейчас Вы набедокурить можете, в лучшем случае сбегут засранцы, если почуют неладное. Надо подготовиться. Утром ждите меня, обещаю, что без Вас ничего не начну.
Всю ночь я провела, как на иголках, вздрагивая от каждого шороха и с надеждой глядя на дверь. Что вот-вот она откроется, и меня позовут арестовывать негодяев. Ближе к утру стали одолевать трусливые мысли: ведь в такой переделке я могу и погибнуть. Но отступать и не собиралась. Надо заканчивать эту историю.
Тимофей с Андреем поочередно стерегли меня от глупостей, около тех часов к ним присоединился Аслан. Приехал он не с пустыми руками, а навез целую кучу оружия: как стреляющего, так и протыкающего. Он выслушал новости от товарищей, кивнул и принялся править свой палаш. Под размеренные звуки точила по стали я и прикорнула.
Проснулась уже от стука в дверь, когда явился Александр Семенович, причем не один, а с приставом, который выглядел таинственно довольным. «Все потом», — отмахнулся он от моих вопросов и потребовал быстро собираться. За окном едва начало светать, город еще не проснулся, только редкие прохожие спешили по своим делам. Возле нашей кареты пристроились еще три экипажа, окна которых были тщательно задернуты. Но возле одного из них стоял Серж Фатов, бросившийся ко мне, едва увидев.
— Саша!
— Сереженька, милый, Вы как здесь?
— Тайная полиция
— Как же Вы узнали?
— От меня.
Я посмотрела на говорившего и отстранилась в неприятном узнавании. Из-за кареты вышел полковник Иван Стрыгин. Пренеприятнейший человек, видеть которого лишний раз совсем не хотелось.
— Мы с Вашим поклонником, Александра Платоновна, в штосс играли, так, мирандоль[2], на интерес больше под хороший разговор. Очень Серж интересуется освещенными, пристал вот. А тут Тайная полиция призывает, вот он и увязался.
— И Вы так согласились?
— Когда сам Макаров именем Ростопчина приказывает? — усмехнулся Стрыгин. — Александра Платоновна, пока все располагаются, отойдемте на секундочку для разговора. Надо нам кое-что прояснить.
Я гордо вскинул голову и под пристальным взором корнета сделала несколько шагов в сторону. Полковник направился следом и, убедившись, что разговор никто не услышит, заговорил:
— Как мне объяснили, дело касается темного отступника, так? — дождавшись моего кивка, Стрыгин продолжил: — Вы мало обо мне знаете, да и то в основном плохое. Что ж, не буду даже пытаться отговориться, потому что сам осознаю свои недостатки. Я плохой человек, Александра Платоновна. Эгоист и скупердяй, вышедший из подлых людей. Меня всегда влекла тяга к собственному могуществу, я хотел доказать, что лучше многих из вас — родовитых аристократов, которым с пеленок положены даже не серебряные, а золотые ложечки. Поэтому я много что изучал. В том числе и силы темных архонтов. Вы много о них знаете?
— Признаться, почти ничего. Недавно вот выяснила, что отступники не озаряют Светом, а отдают частички своей души.
— Правильно, — кивнул полковник. — Вот только еще они могут тратить чужие души. Надеюсь, это не наш случай. Так вот, Александра Платоновна, как плохой человек, который когда-то видел свое счастье в могуществе любой ценой, я лучше многих понимаю, какую мерзость представляет из себя такой путь. Меня можно справедливо обвинить во многих грехах, но отступников я буду карать везде и всегда, даже если для этого придется перешагнуть через закон человеческий или божеский. Вам все понятно?
— Не вполне, но…
— Но сегодня постарайтесь не мешаться мне. У нас с Вами сегодня одно общее дело. Потом я вернусь к своим забавам с наивными девками, беспроигрышным спорам, так выгодным для моего кошеля, и прочим непотребствам. Но сейчас у Вас нет лучшего союзника. Пойдемте в кареты, уже все готовы.
В дороге я размышляла над словами полковника, о котором ходило множество неприятных слухов. Оказывается, он смотрел в сторону Мрака, но почему-то ну ступил на его путь, а вернулся его яростным врагом. Что же такого произошло с Иваном Стрыгиным, что увидел он, если столь сильно ненавидит тьму? И чувство это искреннее и очень сильное, здесь меня не обмануть.
Уже в Петербургской части осмотрела револьвер, проверила каждый патрон в двух барабанах: не размок ли, не обтрепалась ли бумажная гильза. Вроде бы все было в порядке. Странно, но чем ближе мы подъезжали к Зелейной улице, тем спокойнее было на душе. На одном из перекрестков кортеж остановился. Аслан достал пистолет и осторожно посмотрел в окно. Дверь открылась и меня пригласил выйти Спиридонов.
Рядом с ним переминался с ноги на ногу здоровенный мужик с переломанным носом и шрамом возле левого глаза. На полицейских он смотрел с опаской, но и с определенным достоинством. Оружия вроде как не видно, хотя нет — вокруг запястья намотана бечевка. Значит, в рукаве будет гирька кистеня.