Сан-Антонио в Шотландии

Дар Фредерик

– Понимаю. Малышка не очень возникала насчет нападения? Думаю, я сыграл сцену хорошо, а?

– Прекрасно. Нет, она не возмущалась, и ее тетушка тоже. Между нами говоря, меня это немного смущает.

Толстяк, наливавший ниагарскую порцию виски в свой стакан для зубов, который теперь будет служить ему для другого, отставляет бутылку.

– Видел, чего она сделала с моими клыками?

Он сует руку в карман и вытаскивает горсть зубов.

– Моя челюсть разлетелась на куски. Предупреждаю, изготовление новой придется финансировать руководству,

потому что я был при исполнении.

Он говорит так, будто его рот забит горячим пюре. В челюсти еще осталось несколько зубов, главным образом коренных.

– У меня никогда еще не было такой челюсти, – вздыхает он. – Я мог ею грызть даже камни.

– Камни – может быть, но английские ключи – нет!

– Не напоминай мне об этом. Все произошло так быстро, что я не успел среагировать. Я чуть не хлопнулся в обморок, Сан-А, а я ведь не баба!

Он залпом осушает свой стакан, затем открывает ящик комода и вынимает из него прямоугольный предмет сиреневого цвета, размером с кирпич, который бросает на кровать.

– Охотничья добыча, господин начальник.

Я замечаю, что это дамская сумочка.

– Где ты ее взял?

– Я не брал, мне ее дали.

– Кто?

– Да блондинка! Когда я показал ей мою пушку и заорал: «Мани!» – она протянула мне свою сумочку. Я не мог отказаться от так любезно предложенного подарка... – Толстяк усмехается: – Ты ее открой! Эта малышка таскает с собой странную губную помаду.

Я открываю сумочку и присвистываю. В ней лежит пистолет. Не дамская игрушка, а отличная шведская пушка калибра девять миллиметров.

– Ресницы она подкрашивает явно не этим! – смеется Берю, наливая себе новую порцию скотча.

Я нюхаю ствол пистолета и улавливаю легкий запах пороха. Этим фамильным украшением недавно пользовались.

Я говорю себе, что это оружие может объяснить сдержанность младшей Мак-Геррел в отношении нападения на нее. Синтия не хотела, чтобы виновного нашли и обнаружили, какие необычные аксессуары она носит в своей сумочке.

Кроме пушки, в ридикюле лежат водительские права девушки, документы на машину, восемь однофунтовых купюр и маленький ключик. По-моему, он не, от дверей Стингинес Кастла, где замки размером с почтовый ящик. В общем, нападение принесло двойную прибыль, и Жирдяй в очередной раз оказался на высоте.

– Отличный день, Толстяк, – говорю я, хлебая виски прямо из горлышка.

– Отличный, если не считать того, что мне вышибли зубы. Чем я теперь буду жрать?

– Не хнычь, тебе будут варить вермишель. Кроме того, коль скоро ты так хорошо поработал, я сделаю тебе подарок.

– Это какой? – с надеждой спрашивает он.

– Я беру тебя к себе на службу.

– А тебя не затруднит объяснить немного подробнее?

Я ему рассказываю о полученном приглашении и стратегической хитрости, которую придумал, чтобы ввести Толстяка в Стингинес Каста.

Беззубый начинает возмущаться:

– Я только завалил такую богиню любви, как мадам Мак-Хантин, а ты хочешь, чтобы я заперся в тюрьме! Да еще изображал из себя лакея! Я, Берюрье! Да я не нагнусь, чтобы поднять платок бабы! Это против моих принципов! Берюрье – шестерка! Ты чЕ, Сан-А, переутомился? Берюрье в роли выносителя горшков! И ты хочешь...

Я пользуюсь тем, что он переводит дыхание, чтобы рявкнуть:

– Прекратить балаган! Инспектор Берюрье, вы здесь находитесь на задании и сделаете все, что прикажет ваш начальник. И без малейшего признака недовольства, иначе узнаете, где раки зимуют!

Побежденный, как и всегда, он сбавляет тон, но все равно продолжает протестовать:

– Ты меня знаешь, Сан-А, работа меня не пугает. Я не отказываюсь играть роль, когда это нужно. Доказательство – сегодняшний день. Попроси меня ради дела одеться кем угодно: агентом похоронной компании, генералом, депутатом, сутенером, если надо – пожалуйста, но только не лакеем. Это невозможно, Тонио! Согласен, я не слишком умен, может быть, я рогоносец. Я слишком много пью и не слишком часто мою ноги, опять-таки согласен. Но у меня все-таки есть чувство собственного достоинства.

Глава 8

Мы приезжаем в Майбексайд-Ишикен к открытию магазинов, чтобы купить моему слуге подходящую одежду. После долгих поисков (шотландцы мелковаты) мы находим для Берюрье черные брюки, белый пиджак и черный галстук-бабочку. Он грустит, как будто это приготовления к похоронам его коровы, и позволяет обрядить себя а-ля лакей из хорошего дома с трогающей меня покорностью.

Пополнив его гардероб, мы возвращаемся в Стингинес, чтобы проститься с людьми из «Большого отеля щедрого шотландца». У Кэтти слезы на глазах, а мамаша Мак-Хантин краснеет, как благородная девица, чей рыцарь (то бишь Берю) отправляется воевать на Святую Землю. Только хозяин гостиницы не грустит. Наше французское нашествие было ему не по душе.

Курс на замок!

По дороге я даю Берю советы, как он должен себя вести. Он слушает, жуя сигару. Его мысли также черны, как и его белье. Чтобы подстегнуть его, я достаю морковку, которая заставляет двигаться вперед даже самого упрямого осла.

– Если мы успешно завершим это дело, Берю, в конторе будет праздник, поскольку это дело международного масштаба. Я уверен, что Старик не откажется поддержать присвоение тебе очередного звания. Слушай, мне кажется, я уже нахожусь в обществе старшего инспектора Берюрье.

Он расплывается в улыбке.

– Ты правда так думаешь?

– Правдивей быть не может, Толстяк.

– Знаешь, – говорит Жирдяй, – я не страдаю... как это называется? А, манией увеличения! Но все равно буду рад новой нашивке, чтобы доказать Берте, что она вышла замуж не за лопуха.

По дороге я замечаю, что «триумфа» Синтии на обочине уже нет. Должно быть, ей заменили покрышки.

– Только бы она тебя не узнала, – говорю я Толстяку.

– Кто?

– Синтия.

– Ну ты даешь! – протестует Пухлый. – Да в том прикиде, в каком я был, меня бы даже Берта не узнала.