Санай и Сарацин. Изюминка

Кривоногов Владимир Александрович

– Круто, – покачал головой Сарацин. – Этот дяденька умеет взять за живое. И каково же это пойло на вкус?

Журналист, не понимая начал поворачивать голову из стороны в сторону:

– «Пойло», что значит «пойло»?

– Не прикидывайся, – строго предупредил Процессор. – Этим словом называют дешевую паленую выпивку, от которой можно ослепнуть, а то и личный курвиметр отсохнет, а еще бывает, не ровен час, ласты склеишь: слепой, пьяный и без мужского достоинства. Жуть кромешная.

Санай звонко и от души рассмеялся, его друг и напарник, Сарацин незлобиво усмехнулся, Процессор покачивал головой, прищурив

левый глаз, на Герасима никто не обратил внимания – он закрыл глаза и замер.

Немец вдруг отрицательно и очень энергично замотал головой, при этом размахивая руками:

– Что вы, что вы! Я не могу себе позволить открыть бутылку такого класса. Она очень дорогая. Признаюсь, я даже не мечтал об этом.

– Вот врет! – восхитился Санай. – Даже бровью не повел! Ну, да ладно, сейчас замахнем, и я могу начать первым. Страшных историй у меня много, но вот, что бы с изюминкой, так сказать, с непонятной чертовщинкой, такая, пожалуй, одна.

– Дружище, минуточку! – Процессор почесал щетинистый подбородок, и вдруг заявил. – Если этот дядя прямо сейчас, не положит на этот стол четыре тысячи евро налом, то я предлагаю не лясы точить, а вывести его из этого почтенного заведения и придать ему некий вектор движения, путем нанесения небольших побоев. Например, пинком по упитанному заду сапогом сорок шестого размера. Да, Гера?

– Ага, – радостно мотнул головой Герасим. – Гы-гы-гы, это у меня запросто.

Немец издал продолжительный выдох попранной несправедливости, и внезапно посмотрев по сторонам, выложил из прежней сумки плотненький сверток.

– Если хотите, можете пересчитать…

– Естественно, – улыбнулся Санай всеми зубами сразу. – Ты нас за девочек-первоклассниц что ли тут держишь? Видали уже виды, причем всякие. Процессор считай!

Многого времени это не заняло.

Процессор хохотнул и к удивлению иностранного журналиста, убрал деньги в свой рюкзак.

– Э…

– Уважаемый хер Гюнтер, – заявил Сарацин. – Мы свои обязательства после заключения сделки не нарушаем, и собственных клиентов никогда не обманываем. Наши истории вы получите. Санай наливай и начинай свой рассказ, а я, пожалуй, буду следующим.

Санай быстро и чуть небрежно наполнил рюмки, и провозгласил тост:

– Немного не по теме. Предлагаю выпить за редкое просветление генерал-майора Усманова. Был у нас такой замечательный военный с мордой бывалого сантехника после второго кодирования. Это именно он сложил на века великую эпитафию: «Пить каждый день тяжело, а через день – ждать долго!» Заметьте, подписываюсь под этими словами. Ну, будем!

Друзья выпили быстро и смачно, а немец медленно и без видимого удовольствия. Закусили сразу, а Герасим жевал громко и с хрустом. Видать хрящик какой-то в холодце попался.

Санай улыбнулся своим мыслям и, обращаясь к немцу, спросил:

– Гюнтер, ты легенды древней Эллады в детстве читал? Нет? Странно. Но тогда послушай мою историю, а причем тут древняя Греция потом поймешь. Не знаю, тянет ли моя история на штуку евриков, но раз уже оплату мы получили, то будем считать, что тянет. А вот за главный приз придется побороться. Только, пацаны, давайте сразу договоримся – не врать. Только честная история с харизмой или как говаривали в старину «с изюминкой».

Народ согласно кивнул.

Сначала Процессор хотел

съязвить что-то возможно остроумное по этому поводу, но вдруг почесал левую бровь, и снова кивнул:

– Справедливо!

Санай улыбнулся, и продолжил свой рассказ, как дед на завалинке:

– Ну, тады, полоротые, слухайте.

Немец Гюнтер поперхнулся томатным соком и сразу вмешался:

– Господин Санай, я попросил бы вас говорить на понятном мне русском языке.

Все недовольно посмотрели на журналиста, а Санай вдруг заявил:

– Доставай уже свой диктофон, клади на стол и не придуривайся. У нас требование одно – никаких фамилий и имен, а текст у себя в штаб-квартире потом разберешь, если сможешь.

Процессор и Сарацин противно захихикали, и даже Герасим хмыкнул, прищурившись.

Гюнтер почувствовал себя полным идиотом, но подчинился – достал из сумки небольшое электронное устройство с крупным сеточным микрофоном.

– И никаких публикаций! – спокойно сообщил Процессор. – Ферштеен?

Журналист быстро кивнул и почему-то зажмурился. Он был совершенно уверен, что его будут бить за наличие скрытного звукозаписывающего устройства.

– Обязательно будут, – тихо прошептал Герасим и подмигнул, округлившему глаза Гюнтеру.

Санай звонко смеялся, затем успокоился, отдышался и продолжил повествование:

– В конце сентября это случилось – пару лет назад. Сарацин тогда на малую родину укатил по семейным обстоятельствам, вот я и решил в одиночку прогуляться, по старым лужайкам, так сказать.

Кстати, по древней привычке в Зону зашел с южного кордона. Там место повыше и идти легче, а то дождь до этого две недели лил. Болото поднялось и к местным придуркам идти не хотелось, хотя несколько делишек у меня там были.

– Простите, – перебил рассказчика Гюнтер. – А кто такие эти ваши «местные болотные придурки»?

Неожиданно ответил на вопрос Сарацин:

– Уважаемый, если вы будете нас перебивать на каждом слове, то мы до призового вискаря никогда не доберемся.

– Простите, но…

– Слышь, Шрайбикус, все вопросы потом, – угрожающе придвинулся к журналисту Процессор. – Или будешь лежа на полу дослушивать.

– Так вот. Ну, представляете да? – продолжил Санай. – Обычная обстановка. Замечательное обычное утро, туман, слепые псы воют, снорки где-то недалече рычат, аномалии нет-нет, да и взрываются, слева скрипит что-то, как будто бы нервы струной натянуты. А я иду один, все виды сканирования включил, богу помолюсь и чапаю по сырому миру без горизонта, снова помолюсь и вперед зигзагом. Час иду, два иду. Слышу, стреляют где–то мать их. Я присел на корточки. Ну, рядом совсем! Пацаны, представляете, десяток автоматов друг по другу лупят, как оголтелые. Сами посудите, мне это надо?

Я же в поле один – Сарацинушка в увольнении, тоскливо немного на душе. Я своего «печеньку» проверил, извините, «Печенега» и дальше побрел. Смотрю, что-то искрит под кустом – незнакомо искрит, волнами.

Как будто бы материя искривляется или пространство-время. Это, как кому удобно. Я обрадовался сначала! Вот, думаю, в предбаннике «рарик» отхватил, а потом думаю, это "ж-ж-ж" неспроста, а что не так, не пойму. Отметка артефакта на детекторе мигает каким-то невиданным фиолетовым цветом, а должна-то, хоть бы и двигаться, но гореть ровно