Сандро из Чегема. Трилогия
Шрифт:
– В передней запах жареной рыбы ударил в ноздри Худенькая, черненькая сестра Тико жарила на мангале хамсу.
– Вы, греки, без хамсы жить не можете, – сказал он и, пуская в ход свое обаяние, слегка потрепал некрасивую девушку за ушко, – калон карица, Андроник кехо? (Хорошая девушка, а парня нет?)
– Парень был бы, – по-русски важно ответила девушка, поддевая ножом и переворачивая в сковородке хамсу, – брат строгий.
– Правильно, – сказал начальник, – вас нужно в строгости держать. А где твой строгий брат?
– Спит, – сказала она.
– Твой брат, как волк, – шутливо сказал начальник, – днем спит, а ночью охотится.
– Э-э-э, начальник, – покачала головой девушка, показывая, что и шутливые хитрости не принимает, – брат просто лег отдохнуть…
– Разбуди его, – сказал начальник и, взяв со сковородки горсть горячей хамсы, дуя на нее, отправил в рот, – разговор есть..
Сестра правильно поняла этот жест начальника как приход с миром. Она вошла в квартиру, через несколько минут вышла оттуда и пригласила его в комнату. Тико уже надел брюки и в знак уважения к начальнику накинул на майку пиджак. Это был светлоглазый, курчавый сатир, приходящий в хорошо рассчитанное одиссеевское неистовство при виде ночных замков и запоров.
Они быстро договорились, хотя такого рода услугу начальник вообще просил первый раз. Он многое в жизни делал в первый раз и всегда удачно, ибо то, что он делал первый раз, никто никогда не ожидал. И то, что он делал в первый раз, он никогда не делал второй раз или делал совсем по-другому.
Слова не было сказано, но все было ясно, и Тико знал, что такие услуги даром не просят.
– Хочет сесть на твое место, – быстро определил Тико суть дела, – нам это тоже не нужно.
– Надо сегодня, – сказал начальник, – завтра уже будет поздно.
– Хорошо, – Тико кивнул на окно, – еще время много… За друга тоже хочу отомстить…
Он явно имел в виду Христо, жившего за городом. Христо целый год был в бегах, но по агентурным сведеньям тайно вернулся домой. Ночью за ним пришли, но он стал отстреливаться. Операцию возглавлял заместитель начальника. В перестрелке Христо был убит, кажется, пулей зестафонца. Он был смел, этот зестафонец. Если б не его наглость… Но теперь об этом поздно думать…
– Да, – сказал начальник, словно случайно вспоминая об этом, – как ты думаешь, Христо на нас не обидится на том свете, если мы лечкопский магазин на него спишем?
– Это твое дело, начальник, – сказал Тико, – как хочешь, так и делай.
– Все-таки, как ты думаешь, дело же надо закрыть? – повторил начальник, пытаясь выудить у него заинтересованность.
– Это твое дело, начальник, – повторил Тико, – Тико вообще не имеет привычка чужие дела вмешиваться…
У него тоже неплохой оперативный ум, подумал начальник, знает, где надо остановиться.
– Хорошо, Тико, – сказал начальник вставая, – только чтобы никакой ошибки не было.
– Ошибка не будет, – сказал Тико уверенно и добавил: – Но вот что я думаю, начальник. Вы все время говорите: интернационализма, интернационализма, а твою нацию везде прогнали, ты один остался. А среди наших ребят всегда была интернационализма… Тико пуля не боится – Тико уважают. Нацию никто не спрашивает…
– Это временно, – остановил его начальник, мрачнея, – временно, и не надо об этом болтать.
– Э-э-э, начальник, – сказал Тико, воздев палец, и становясь философствующим сатиром, – учти, что на этом свете все временно! И я временный! И ты временный! И все другие, даже самые большие начальники, тоже временные!
С начальником о таких вещах трудно было разговориться, и они расстались. Хотя все пока шло, как хотел начальник, Тико ему все-таки сумел подпортить настроение. Он вспомнил, как за несколько дней до случайной поимки посыльного из Батуми, его товарищи по наркомату привели его к новому наркому, только приехавшему из Тбилиси. Товарищи его, кстати, по национальности грузины, хотели помочь ему устроиться начальником милиции одного из районов.
Новый нарком о нем не знал и, взглянув на его паспорт, удивленно поднял глаза на его товарищей и спросил у них по-грузински:
– Неужели нашего парня не могли найти?
Нарком не думал, что он знает по-грузински. Товарищи его смутились.
– А я что, чужой? – не выдержал он и спросил на чистом грузинском языке.
Нарком внимательно взглянул ему в глаза и, возвращая паспорт, сказал по-русски:
– Оформляйся.
Тогда последовавшие события вернули его на прежнее место начальника городской милиции, но до чего же неприятно было об этом думать.
…В половине двенадцатого ночи в доме начальника милиции зазвенел звонок, которого он очень ожидал.
– Слушаю, – нарочито сонно сказал он в трубку.
– Товарищ начальник, – доложил дежурный, – покушение на вашего заместителя…
– Ко мне подбираются, – сказал начальник, выругавшись. – Он жив?
Дежурный, как и вся милиция, знал об интригах заместителя и болел за начальника. Но, разумеется, о подоплеке случившегося не знал.
– Мертвей и Гитлер не придумает, – начал он, но начальник его перебил.
– Отставить Гитлера, – сказал он, – как было совершено покушение?
– Двадцать минут назад кто-то позвонил в дверь вашего заместителя. Тот ее открыл, и человек в маске выстрелил ему в грудь. А когда он упал, человек в маске выстрелил второй раз ему в ухо и скрылся. Жена видела, когда он стрелял второй раз…
– Немедленно машину! – приказал начальник и положил трубку.
Через пятнадцать минут начальник мухусской милиции спускался к машине, просигналившей у дома. Он мурлыкал модную в те годы застольную песенку: Зестафоно, Зестафоно…
Сейчас он был уверен, что все будет как надо. А между тем постоянно действующий фактор продолжал действовать еще многие годы, вплоть до смерти вождя и казни его самого верного и одновременно самого коварного помощника.
«Ужасный век! Ужасные сердца!» – хотелось бы нам воскликнуть, как восклицали во все времена, думая, что худшего времени не может быть. Но мы промолчим и с радостным облегчением вернемся к нашему Чунке, ибо во все времена живая душа человека была, есть и будет нашей единственной надеждой.