Санкт-Петербург на Дону
Шрифт:
— Как можно привыкнуть, что люди из-за старой веры сами себя в срубах сжигают?!
— Ну, ты брат тоже скажешь, такое не каждый день бывает. Обычно станется, что успевают изловить, — успокоил сослуживца стрелец.
— А потом их куда? — не унимался Евлампий.
— Кнутом бить или ещё какую казнь применят.
— Тьфу ты, пропасть…Евлампий с досады хлопнул ладонью о землю, — так у вас там половину народу перепортят, да только ли у вас…
Не спалось и дьяку Преображенского приказа. Лёжа под телегой, он, по привычке, слушал. «Об таких разговорах среди служивых не грех и донос
Пётр читал доклад о раскольниках, от раздражения покусывая ус. Сколько народу отвлекает от государственных дел эта проблема! Сейчас вместо боевой и политической подготовки государевы люди гоняют раскольников. А те, вместо повышения благосостояния царства, отлынивают от работы. С этим надо что-то делать, срочно. Как на зло, в голову ничего не идёт!
Причём царь точно знал, что искоренить старообрядчество не удастся никогда, все усилия и затраты, в конечном счёте, напрасны, даже скорее вредны. В будущем же, это тоже у него в голове было, особенного противостояния между старым и новым обрядом нет. Гоняя у себя в мыслях клубок этих противоречий, Пётр до того разошёлся, что вместе с усом куснул себе и губу, да так сильно, что аж взвыл и перед глазами потемнело.
— Ууу!!! Грёбаный Экибастуз!
В палату тут же вбежали трое слуг из людской.
— Чего изволишь, батюшка?
Но Пётр не обратил на них внимания, а слушал, как в помутнении у него перед глазами, невысокий курносый человек громко диктовал, звук его голоса многократно отражался от высоких потолков и было сложно что-то понять, но Петру удалось разобрать:
…Павел Божьей милостью Император Всероссийский…указ о единоверии…считать яко не бывшие… подписано 27 октября 1800 года…
— Значит, есть возможность примириться всем, — обрадовался царь выпадая из транса в реальность, тогда нужно действовать, да не мешкая, состряпать что-то подобное будущему указу, да и делу конец.
Весна 1690 года подходила к середине. В полдень вовсю звенела капель. После кончины неистового противника старообрядчества патриарха Иоакима русский православный народ ждал своего нового первосвященника. Сегодня к обеду молодой царь пригласил к себе митрополита Казанского и Свияжского Адриана. Предстоял интересный разговор.
Войдя к царю, митрополит глянул в окно. За окном стрелец сидел на крыльце, прилаживаясь получше обнять бердыш, чтобы подремать.
— Есть мнение, что тебе быть патриархом. В этом же году, до наступления осени и сядешь на престол — огорошил с самого начала своего собеседника Пётр.
Адриан нисколько не удивился, а со смиренным лицом ответил: — На всё воля Божья.
— Только сразу тебя предупреждаю: сейчас я, как светская власть, готовлю указ о прекращении гонений на старообрядцев, а потому и тебе, как власти духовной, нужно обдумать, способ прекратить это безобразие с расколом.
Адриан внимал молча, и царь продолжил: — Скажи владыко, живы сейчас хотя бы три епископа, получивших хиротонию до никоновской реформы, по старому обряду?
Лицо митрополита вытянулось от удивления.
— Ты что, старообрядческих епископов производить собрался? Совсем Церковь расколоть?
— Наоборот. Скажи, Сергий Радонежский, Варлаам Хутынский, Александр Свирский — не стали ли святыми в старом обряде? Выходит правильный он?
— Опять ввести старый обряд хочешь?
— Вы ж епископы все монахи. Если монахи начнут то вводить, а то выводить, то так недалеко и своё монашеское достоинство потерять. Нет, новый обряд правильный, все предстоятели древних патриархий: Иерусалимской, Константинопольской, Антиохийской и Александрийской его одобрили. Отступить от него невозможно. Да и множество народу, особенно на Украине, ещё от отцов и дедов в новом обряде, если мы старый обряд введём, получим новых раскольников.
— Что ты, издеваешься: мне объясняешь известные вещи? — митрополит отвернулся и снова посмотрел в окно. Стрелец увлечённо ковырялся в носу, другой рукой любовно обняв бердыш.
— Да ты не падай духом, владыко. Скажи ещё, по какому обряду служил святой Лев, Папа Римский? Он же православной веры, ещё в единой Церкви святым стал.
— То совсем другой — Западный обряд, римский. От старого отличается и от нынешнего, но Церковь тогда при этом была единой, вера то одна была — православная, не латинская ересь! — воскликнул митрополит, — да разве ж в обряде дело! Зло старообрядческое не в них, а в хулении нашей Православной Церкви, а обряды скорее повод.
— И что, прямо таки у всех? А если созвать Собор да и утвердить равночестность старого и нового обряда, много ли народу в расколе останется?
Митрополит задумался, а потом стал рассуждать вслух:
— Если епископ будет старообрядный, если храмы будут отдельные, точно много народа уйдёт из раскола, может больше половины, а то и трёх четвертей. Но все никак не примирятся.
Пётр облегчённо вздохнул, он опасался неприятия как сути своего предложения так и скептической оценки глубоко понимающего в этом человека.
— Да и чихать на остатки! Пусть по медвежьим углам шкерятся, и до них руки дойдут, потом… Думай, как всё обстряпать.
— Подумаю царь.
— Вот, может быть, для службы по этому самому, древнему западному православному обряду в Москве церковь построить? Чтобы народ тут же видел, что истинная вера, она в разном обряде живёт. Ещё бы на языках разных служить, для того же?
— На греческом можно, — согласился Адриан, — на татарском ещё.
— Маловато будет, — поскрёб в раздумьях подбородок царь.
— Поищем, подумаем, — успокоил его митрополит, — это дело такое, тут всё верно должно совершаться, за пять минут не делается.
После обсуждения ещё пары тем настало время прощаться. Адриан благословил Петра и вышел.
Знамение хотя бы какое-нибудь, как поступить, подумал митрополит выходи от Петра. И тут же сам себя оборвал: — Как фарисей, знамение требую. Теперь только Богу молиться, чтобы послал мне разумение, как всё обставить в этим Собором объединительным.
Митрополит опять посмотрел в окно. Стрелец уже выковырял из носа всё что мог и теперь счастливый обнимал бердыш обеими руками, а солнышко играло на отточенном до блеска острие оружия.