«Сапер ошибается один раз». Войска переднего края
Шрифт:
— Чего у него не хватило? Знаний?
— Наверное. Парень был молодой, выдвинулся, а успеха не имел. Командир саперного батальона должен быть тактически гибким, вдумчивым, на всякую хитрость должен идти. Причем я всегда и со всеми советовался. Если я в чем-то сомневаюсь — я с бойцом посоветуюсь, командирами отделений, взвода, роты. А уж со своим заместителем тем более. Я их выслушаю, а уж потом принимаю решение.
У сапера на войне тяжелая участь. Пехотный командир выполнил задачу, достиг рубежа, прилег и дремлет, а саперу некогда спать. Я говорил своим ребятам работать по сменам: Иванов 20
— Сейчас не жалеете об этом?
— Откровенно говоря, нет. Командуя саперными частями, я получил такой кругозор, который в общевойсковых частях получить было сложно. Я знал прекрасно артиллерию, общевойсковую службу, инженерную службу. И когда меня, командира саперного батальона, приглашали на совещание в штаб армии — а нас часто вызывали перед операциями, особенно перед Сталинградской, — послушаешь там и думаешь про себя: ну ты же заместитель командующего по инженерным войскам, что же ты такую ахинею порешь? Разве так на переднем крае делают? Говорит, что надо командирам полков приказать идти вперед, не считаясь с потерями!
А я обязан считаться с потерями — у меня каждый боец на вес золота. У каждого бойца за плечами дети, жена, родственники. Ну, разве мог я так вольготно поступать? Нет. Я ставил задачу: из трех рот две у меня в бою, а третья рота в резерве. Командир дивизии говорит, что надо все три использовать. Я ему:
— Товарищ командир, вы передо мной задачу поставили — я ее выполняю. Если я ее не выполню, можете мне пулю в лоб пустить.
— Василий Николаевич, ты рискуешь головой!
— Пока вы командир дивизии, пока я командир батальона — моя голова будет цела.
— Как учили молодое пополнение саперов?
— К сожалению, их не так часто и не так много присылали, как хотелось бы, человек по 50–100. Я на 5–7 дней обязательно их в тылу собирал, давал теорию и показывал практически — что такое детонатор, мины — такая и такая, фугасы. Показывал, но без детонатора, иначе новичок своих подорвет по незнанию.
— Боевые мины на учебе не ставили?
— Нет, конечно. Это и положением было запрещено, да и без этого я теоретически и практически знал, что нельзя.
— Чему еще учили молодое пополнение?
— Поднимали общеобразовательный уровень. Почему? Да потому что сапер должен быть культурным не только в обращении с техникой, но и в общении друг с другом и с местным населением. Ведь многие пехотинцы, как освободим населенный пункт: «О, вашу мать, такие-сякие! Вы тут немцам помогали!» А ты видел?! Зачем несешь ахинею? А может, они были в партизанах, помогали, а ты их оскорбляешь? Я категорически всегда напоминал: встречают вас, угощают вареной картошкой — берите, спасибо скажите. Угощают вас борщом — спасибо скажите, раз кухня не подошла. Дают буханку хлеба — тоже спасибо скажите. Тебя женщина целует из населенного пункта как освободителя — поцелуй и ты ее! Надо быть человеком, а не просто солдатом, вот ведь какая вещь. Уставы этого не
Потом, сапер должен владеть боем не только как сапер, но и как пехотинец. Что это за сапер, который знает только свое дело, а в боевые действия не вступает, не знает, как вести себя в бою?
— Опишите инженерную подготовку прорыва немецкой обороны на реке Миус.
— 5-я ударная армия шла в наступление через ряд балок, с тяжелыми боями. Много по пути встречалось минных полей, их надо было обезвреживать. В каждом полку была саперная рота из батальона, и она обеспечивала проход. Хотел бы я этого, не хотел — это был мой долг.
— От чего зависело количество проходов на полк?
— Зависит от того, сколько батальонов полк вводит в атаку: как правило, два батальона наступают в первом эшелоне, и третий батальон во втором эшелоне. Я проделываю только два прохода, а третий проход не делаю, потому что третий батальон в любой из двух пройдет. Поэтому все зависело от построения полка. Если все три батальона полка идут в первом эшелоне, то делали три прохода, чтобы боец в очереди не стоял.
— В 1943 году немцы ставили свои мины на неизвлекаемость?
— Очень уже редко ставили, потому что ставить их на неизвлекаемость было некогда. Они тоже минировали внаброс, как и мы в начале войны, травкой прикрывали — чтобы приостановить быстрое наступление наше. Надо же копать, маскировать, а когда копать, когда советский солдат с автоматом уже над головой стоит? Тут ставить некогда.
В 1943 году, будем говорить, Донбасская и Курская операции вымотали немцев — им некогда было думать, что-то мудрить. Они надеялись на танки — ведь не случайно сотни и тысячи танков были с обеих сторон.
— Вы упоминали, что на Миусе немцы амбразуры своих дзотов прикрывали минами. Это везде было, и что это были за мины?
— Нет, это только на Миус-фронте перед частями 5-й ударной армии. Это были обычные противопехотные и противотанковые мины, потому что армия шла на узком фронте. Когда на узком фронте идет наступление, с минными полями некогда возиться. Как только к Миус-реке вышли, я сразу разведал — ага, броды заминированы. Мы эти мины убрали, вытащили их на берег, повынимали запалы. А тол в кострах посжигали, мы им грелись. Он горит прекрасно, раз детонатора нет, взорваться нечему.
Некоторые наши бойцы, как только село занимают: «Тетка, тебе мыла нужно?» Та: «Сынок, конечно!» Он вынимает сразу 3–4 брикета тола, просит за них картошки вареной или курицу какую. Поменяются так, а потом — что ж это за мыло такое, не мылится? Точно, похоже на мыло, но она не видит, что сбоку там дырочка, куда детонатор вставляется. Откуда женщина это знает?
— Как в своем батальоне вы делали подвижные отряды заграждения?
— Допустим, общевойсковая разведка доложила, что у хутора такого-то немцы имеют 100 танков. Значит, на этом направлении будет наступление, немцы бросят танки. Но не могу же я батальон весь сосредоточить здесь — передавят, и все. Вот мы делаем две, а то иногда и три подвижные группы по 10–12 человек. Ребята имеют в сумках противогаза противопехотные мины и по парочке, а некоторые и по 3–4 — хотя они и тяжелые — противотанковые мины.