Шрифт:
Глава 1
"…Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища…"
Я смотрел на Сталина и вспоминал стих, который мне на зоне рассказывал один из невольных учителей. Автора, еврея с труднопроизносимой фамилией, не то расстреляли, не то замордовали в лагерях. Там еще были слова про «широкую грудь осетина». И ничего у него у него не широкая грудь. Низкий, уставший грузин с оспинами на лице, скрюченной рукой. Желтые, прокуренные усы, равнодушные глаза. Мазнул
Кирпонос, тихонько вздохнув, зашел последним.
— А что, Хрущева не будет? — поинтересовался я тихо у адъютанта Жукова, Лени Минюка. Ясноглазый, высокий парень мотнул головой, приложил палец к губам:
— Не нашего ума дело. Нет его, и слава богу.
Хрущева в войсках не любили. Член военного совета фронта напрямую «выходил» на Сталина, стучал ему на генералов. А главное, требовал держать и не отводить войска на правом берегу Днепра. Трагедия киевского котла, в котором сгинут сотни тысяч — становилась все ближе. И как ее предотвратить я не представлял совершенно. Ведь генералы все понимают. Тот же Жуков уже предлагал отойти на левый берег. Все видят, как нависают на флангах немцы. Дураков нет. Вот закончится Смоленское сражение и повернут танки Гудериана на Киев.
Но как сдать столицу Украины? О таком даже говорить вслух нельзя. Крамола.
— Какие планы? Потом обратно в Киев? — Леня поправил китель, посмотрел на наручные часы. — Может успеем в Метрополь? Закрепить знакомство?
— А Жуков тебя отпустит? — засомневался я, разглядывая Минюка. Вот кому война нипочем. Налеты, аэростаты в небе, грохот зениток — все ерунда. Главное, успеть в кабак. Познакомились мы возле приемной Сталина, где собирались перед заходом в предбанник. Он, широко улыбаясь, представился: «Леонид! Минюк!» и подал руку всем присутствующим.
— Наверное, нет, — взгрустнул адъютант. — Потащит в Генштаб. Там кстати, рядом есть один ресторан, называется…
Голос Лени звучал каким-то фоном. Далеким и нереальным. Я же рассматривал дверь кабинета Сталина. Вот сейчас, собраться с духом, рвануть мимо охраны, зайти к нему и все рассказать. Мол, я из будущего. Дальше будет так-то и так-то.
Останавливало одно. После такого мне не жить. Или жить, но совсем в других условиях. Но как же Вера? Ее тоже пустят под «каток». Да и не только жену, там по площадям бьют. Небось, и Пирата сактируют. Я невольно улыбнулся, вспомнив блохастика. Хоть и предал меня, поменял на Ваню-алкаша, а память оставил о себе хорошую.
Да и поверят ли мне? — я вернулся мысленно к разговору с сами с собой
Кащенко в часе езды от Кремля. А Лубянка — еще ближе. Скажут — да тебя немцы заслали. Чтобы подорвать нашу оборону своими фантастическими рассказами. Хочешь отвести войска за Днепр? Все ясно с тобой — фашистский шпион!
Рядом с дверью прохаживался охранник, что-то вдумчиво писал Поскребышев. У него над столом висел портрет молодого Сталина в буденовке. Я так понимаю, еще времен обороны Царицына.
— Товарищи! — Поскребышев поднял взгляд, строго на нас посмотрел — Пожалуйста, не толпитесь в приемной, пройдите в соседний кабинет.
Выгнал адъютантов, чтобы не захламляли помещение. Мы один за другим, гуськом, покорно вышли.
— Ну что думаешь, сдадут Киев? — шепотом спросил Минюк. — Укрепрайоны-то держатся!
— Тебе минского котла мало? Слышал, там тысяч сто сгинуло, — я прижался разгоряченным лбом к стеклу окна, закрыл глаза.
Каждый час промедления — тысяча жизней. А то и десятки.
Дальше все как сговорившись, замолчали. Болтать в этих кабинетах — себе дороже. Никогда не знаешь, откуда прилетит. Кто-то просто сидел, закрыв глаза, порученец Василевского что-то строчил в блокноте. Вот и я стоял, поглядывая через открытую дверь, пока не дождался выхода Кирпоноса после совещания.
Тот был мрачен, лишь махнул мне рукой — мол, иди за мной.
Я наскоро попрощался с присутствующими, отдельно поручкался с Минюком, пошел на выход из здания Совнаркома. В другой ситуации, я бы полюбовался парадной лестницей, залом Свердлова, видами Кремля, но не сейчас.
Молча залезли в «эмку», выехали с территории. Комфронта велел водителю рулить к набережной Москва-реки. Шофер, конечно, не наш Гриша, дали вместе с машиной из правительственного гаража. Как только доехали, вылезли, пошли вдоль кремлевской стены. «Эмка» тихо ползла следом, пока Михаил Петрович не махнул рукой оставаться на месте.
— Я делал кое-какие записи на совещании, — комфронта протянул мне блокнот. — Оформишь потом все на пишущей машинке. Посмотри, всё понятно? А то поправим, пока еще свежо в памяти.
Разбирать каракули Кирпоноса я уже научился, да и с машинкой теперь управлялся намного лучше. Вон, в цирке и медведи на велосипеде ездят. Быстро просмотрел записи — ничего особо секретного в них не было. Номера частей, которые выделялись юго-западному фронту, даты формирования и подвоза. Понятное дело, это для меня не особо секретные сведения: каждый день через мои руки десятки таких документов проходили. А для кого другого — так кладезь информации. Комфронта выпросил дополнительный дивизион «Катюш». Судя по всему, Шкодам, буде их вернут в рабочее состояние — придется нелегко обрабатывать укрепрайон. Ну и отлично, найдется чем вести контрбатарейную борьбу. Однако, управление войсками оставляло желать лучшего, если такие вопросы приходится решать аж через Сталина.
Я тяжело вздохнул, потер руками глаза.
Кирпонос мрачно зыркнул:
— Чего завздыхал? Бардаку нашему печалишься? Правильно делаешь.
— Вы мне так доверяете? А если я стучу?
— Такие, как ты, не доносят — я вашего брата знаю. Военная косточка… А если и стучишь, то хрен с ним. Расстреляют, и ладно, — махнул рукой комфронта. — Заслужили. Столько лет готовились к войне, и так ее начали… Просрали все, что можно. Пашка Рычагов уже арестован. Сидит на Лубянке… Павлова тоже взяли. Говорят, уже исполнили его.
— Западный фронт — самый бедовый, — согласился я, кивнув. — Только расстрелами генералов дело не спасешь…
— А чем спасешь? — горько, сам себя, спросил Кирпонос. — Все разваливается к чертям собачьим.
— В маневренной войне мы немцам не соперники. Пока не соперники.
— Это почему же?
— Связь хреновая. Да в истребительной авиации сильно отстали. С ПВО тоже.
— Тоже мне, Америку открыл. Это тебе любая бабка на базаре расскажет перед тем, как ее заметут за пораженческие настроения.