Саперы
Шрифт:
Привезли нас на Сандомирский плацдарм, поместили в казармы. И там мы проходили курс молодого бойца в течение месяца. Каждый день учения с боевой стрельбой, почти каждую ночь нас гоняли на марш-броски, поднимали по тревоге. Тяжелое было обучение, а кормили очень плохо. Каждый день приезжали с передовой «покупатели», брали солдат. Из нашей команды сначала никого не брали – мы еще не были обстреляны как положено. Потом в очередной раз приезжают «покупатели», нас построили, и ходит представитель части, спрашивает нас – одного, второго. Подходит ко мне: «Что ты делал до войны?» Я рассказал, что окончил семь классов, потом два года работал токарем на заводе. «О, выходи!» – взял меня к себе. Оказывается, это был старшина из саперного батальона, фамилия его была Носов. Он мне сказал: «Вы назначаетесь в 275-й отдельный саперный батальон 172-й стрелковой Павлоградской ордена Суворова дивизии». Дивизия входила в состав 13-й армии, 1-го Украинского фронта.
Отобрали
Машина из грязи выехала, хлопцы меня оттащили в кювет, и тут как раз шли какие-то медики – не знаю, откуда они взялись. Рядом был медсанбат, и меня туда отнесли. Я посмотрел на свою ногу, а она у меня через пару часов стала вся черная! Меня перебинтовали, и на следующий день рано утром подходит доктор-старичок, раскрыл бинты, что-то там сделал, и меня сестрички опять забинтовали. Доктор говорит мне: «Сынок, ты к себе в саперный батальон иди! Если я тебя оставлю здесь и буду лечить, то ты уже в саперы не попадешь, а попадешь в ОИПТД! И там тебе крышка!» Знаете, что такое ОИПТД? Это отдельный истребительно-противотанковый дивизион – они «сорокапятки» выкатывают на бруствер и прямой наводкой лупят по танкам! Так вот он и говорит: «Раз ты в саперы попал, так возьми палку и потихоньку иди. Ничего у тебя страшного нет, заживет!». И я пошел и нашел свой батальон. Меня зачислили во взвод инженерно-саперной разведки, сразу определили в землянку.
Каждую ночь нас направляли на патрулирование вокруг землянки, в которой находился штаб батальона. Сначала отправляли по одному, и это было очень страшно. Почему страшно – потому что немцы часто выхватывали «языков». Потом стали отправлять по двое, дежурили по два часа, потому что постоянно шел дождь или снег – быстро промокаешь.
У нас при входе в землянку стояла «буржуйка», а топить ее было трудно, потому что все мокрое. Чем топили? Никогда не поверите – взрывчаткой! Аммоналом, – он прекрасно горит. Когда аммонала туда накидаешь, то уже и мокрые дрова разгораются. И был такой порядок – кто приходил с дежурства, тот ложился возле печки и сушился. А мы перед этим получили посылку из Казахстана – в ней был табак, урюк, изюм, все эти сладости, и кое-что из одежды. Посылку разделили по-честному, мне достались теплые носки из верблюжьей шерсти. И вот я пришел с патрулирования, лег возле печки и сразу заснул. А перед этим в печку заложили аммонал и дрова, она раскочегарилась. Я во сне протянул ноги к печке, и мои носки загорелись, стали дымить. Это сейчас смешно, а тогда… Пошел этот дым вонючий. А это же фронт, передовая! Все повскакивали, кашляют, в землянке дыма полно, никто не понимает, что случилось! Может, немцы кинули дымовую шашку! Паника поднялась, каждый схватил свое оружие, все стали выбегать наружу. Меня толкнули, я вскочил и начал кричать спросонья: «Не стреляй! Не стреляй!» Потом разобрались, в чем дело, успокоились, проветрили землянку. Прибыл капитан: «Что тут у вас такое?!» Ребята мне за это дело чуть, извините, люлей не надавали. И что интересно – меня потом до конца войны называли Нестреляй.
Когда я прибыл на фронт, то дивизия стояла в обороне, и нас обучали. Изучали мины – танковую мину ТМ-39 и противопехотную мину ПОМЗ (противопехотная осколочная мина заграждения). Тогда это были основные мины в Красной армии. ТМ-39 – это очень мощная мина, у нее внутри два пакета аммонала, а посередине двухсотграммовая толовая шашка, взрыватель, а сверху досточка. Когда танк наезжает на эту досточку, то он вбивает чеку во взрыватель, взрывается толовая шашка и подрывает аммонал. Чтобы такую мину обезвредить, надо поднять досточку, разогнуть чеку и вынуть взрыватель. Командир взвода учил нас ставить и снимать эти мины, вести разведку дорог, вести разведку мин, когда пойдем в наступление.
Какие были основные функции саперов?
Главной нашей работой было делать минные проходы. Допустим, группа готовится идти в тыл врага – такие группы ходили часто. Нужно сделать проход в минном поле, то есть снять мины. Моим первым боевым крещением было как раз разминирование. Однажды ночью пришли с дежурства, легли спать, и тут меня и еще одного парня поднимают, и вперед – на боевое задание. Заходим в траншеи и по траншеям идем на передовую, погода отвратительная. Смотрю – в окопах офицеры, наверное, разведчики. Тут у меня уже появилось какое-то напряжение. Командир взвода ставит задачу: «Вот ориентир. Тебе задание разминировать проход до колючей проволоки». Я смотрю вперед, а там ни хрена не видно! Немец кинет осветительную ракету, на парашютике, она быстро падает, и опять не видно. Ну, тут уже такой мандраж начинается… Потому что немец, когда ракету кидает, то как даст трассирующими из крупнокалиберного! Как чесанет по земле! Ну как там выживешь? Немцы же сразу убьют, если увидят что-то живое. Привязали мне трос-шнур на ремень, чтоб за мной потом не лезть, если меня ранит.
Ну, полез разминировать. Там стояли наши мины ПОМЗ – очень тяжело их снимать, потому что эта мина стоит на палке, замаскирована кустиком, и от нее идет проволочка, привязанная к колышку. Если кто-то идет, ногой зацепляет проволочку, чека выскакивает, мина подпрыгивает (у нее внутри два заряда – один ее подбрасывает, а другой боевой), взрывается и разбрасывает шрапнель. Это страшная вещь – вокруг на несколько метров все поражает шрапнелью. И задача сапера – аккуратно разогнуть чеку, а потом вынуть этот колышек. И вот я снял несколько этих мин, долез до колючей проволоки. Немцы несколько раз прочесывали из пулемета трассирующими. Когда стреляют, то я упаду и только и жду, что меня ударит, но Бог сохранил. А падать-то надо в грязь. Я когда вернулся в окоп, то на мне был сплошной комок грязи! Тот второй парень тоже сделал проход где-то подальше, и вот мы идем с командиром взвода, офицеры говорят: «Молодцы, хлопцы!» И нас повели в какую-то землянку. Заходим туда – там чисто, печка стоит. Разделись, давай соскребать грязь, сушиться. Оказывается, там жили девчата-снайперы, но их тогда в землянке не было, они куда-то ушли – наверное, на передовую. Мы там просушились до утра и прибыли на свое место. Вскоре после этого началось наступление.
Пошли в наступление. Первое, что было – переправа на Одере. Гитлер приказал своим войскам любой ценой не пускать дальше Красную армию. Мы сначала прибыли на исходные позиции, подвезли бревна, и была поставлена задача: с началом артподготовки эти бревна доставить к урезу воды и соединить в плоты. Там саперы наводили переправу под гужевой транспорт, и в случае ее повреждения плоты надо было подавать им для ремонта. Нас было человек шесть. Как только началась артподготовка, мы погрузили бревна на передки, быстро подвезли к реке и стали вязать плоты. Артподготовка шла где-то полчаса или минут сорок, потом пошла пехота. Там страшное дело творилось на берегу – немцы из всех видов оружия начали стрелять. А переправа в это время шла постоянно.
Благодарность от Верховного Главнокомандующего
Войска переправляются, а мы вяжем эти плоты – тут же, под обстрелом. Бревна соединяли скобами. Сделали четыре плота и держим их, и тут нам кричат быстро рыть щели для укрытия. Начали рыть эти щели, одного нашего ранило осколком. Вырыли щели, а там вода по колено – рядом же река. Но когда летит «юнкерс» немецкий, то прыгаешь в эту воду, а куда деваться? Бомбили они нас страшно… Но наши саперы быстро навели эту переправу, и пошла пехота. А когда пехота закрепилась на том берегу, то стали переправляться повозки. Несколько раз в переправу попадали бомбы, мы баграми подтаскивали свои плоты, и эти пробоины ликвидировали. И все это продолжалось до позднего вечера. Потом наши пошли в глубь вражеской территории, с того берега стали вывозить раненых.
На следующее утро наш батальон придали пехотному полку, задача была обеспечить их продвижение – если будут какие-то препятствия, подрывать их. Все необходимое оснащение везли с собой – боеприпасы, взрыватели, бикфордов шнур, щупы и все такое. И вот зашли мы в город Кельце, там пехота не могла пройти, прибежал их командир взвода, говорит, что их сосед слева и сосед справа наступают, а они не могут. Там была небольшая площадь, на которую выходила стена дома, и за этой стеной сидели немцы – с этажей и из подвалов лупили вовсю! Наша задача была подорвать эту стену. А как подорвать, когда на площадь высунешься – тебя сразу немцы расстреляют. У нас в батальоне был химик, старший лейтенант, фамилию уже забыл, и у него была группа солдат. Так вот они задымили всю площадь дымовыми шашками. И наш командир взвода говорит: «Вперед!» Повозку со взрывчаткой подогнали под этот дом, в подворотню, ездовой кое-как отстегнул коней, командир взвода кричит ему матом: «Забирай коней!» Тот забрал коней, побежал с ними назад. А мы бежали за повозкой, кидали гранаты. В том доме были полуподвальные помещения и в них амбразуры. И вот мы бежим, бежим и бросаем гранаты в эти амбразуры. Немцы стреляют, но им ничего не видно – сплошной дым! Правда, одного нашего все-таки тяжело ранило. Мы этих немцев на первом этаже, наверное, всех переколошматили. Отбежали назад, бикфордов шнур зажгли. И только мы спрятались за соседнее здание – взрыв, и стена села. Оставались там немцы, или они оттуда уже драпанули – я не знаю. Подорвали эту стену, и пехота пошла вперед.